Если не подойдет помощь, то рота долго не продержится. Оставлять позиции и прорываться без приказа они не имели права. В блиндаж спустился артиллерист Роман Семенюк.
Его донимала раненая рука и ожидание невесть чего.
– Лейтенант, надо послать людей в батальон и принимать решение. Фрицы опять скапливаются. Если не ударим первыми, нас сомнут.
Это понимали и остальные.
Краев вызвал сержанта Веселкова. Тот, как обычно, выглядел бодрым, даже улыбался:
– Чего веселишься? – пробурчал Семенюк. – Или водкой разжился?
– Водки нет, а счет за эти дни я на шесть фрицев увеличил. Может, больше.
– Шесть, восемь, какая разница!
– Егор, – не обращая внимания на бурчание артиллериста, сказал Краев, – бери с собой старшину, и постарайтесь добраться до батальона. Расскажешь ситуацию, передай, что лейтенант Краев решил прорываться из окружения. Штук десять противотанковых гранат захватите на обратном пути.
– Я с ними пойду, – вскинулся артиллерист Семенюк.
– Куда тебе с одной рукой!
– У меня «наган» есть, а сидеть здесь дальше я не собираюсь. Рука опухла, ждать, пока отвалится?
Трое бойцов двинулись в ту сторону, где, по их мнению, находится штаб батальона. Семенюк не отставал и отчаянно матерился. На нейтральной полосе их обстреляли, но все трое успели нырнуть в заросли мелкого сосняка.
Переводя дыхание, сидели на снегу. Роман Семенюк, сунув воспаленную руку в снег, кряхтел:
– Где этот штаб? Может, смылись давно.
Старшина Снитко, не слишком привыкший к боевым делам, беспокойно озирался.
– Может, и правда нет их поблизости. А немцы везде. Прихлопнут и, как зовут, не спросят.
Неподалеку доносилась стрельба, приглушенно трещали пулеметные очереди.
– Воюет батальон, – сказал Егор Веселков. – С километр отсюда.
– Пока этот километр одолеем, – начал было старшина, но Егор перебил его:
– Тише. Кто-то идет.
Через несколько минут увидели немецкий пулеметный расчет. Трое в длинных серо-зеленых шинелях тащили пулемет «дрейзе», диски, еще какие-то боеприпасы.
– Обкладывают роту со всех сторон, – прошептал старшина. – Установят свой «машингевер» и обратную дорогу перекроют.
– До обратной дороги еще дожить надо, – тихо проговорил Веселков. – Они, кажется, прямо сюда направляются.
У старшины был карабин, у Егора Веселкова – самозарядная винтовка «СВТ», у раненного артиллериста кроме «нагана» имелась граната-«лимонка». Егор, опытный охотник, надеялся в этой ситуации только на себя.
Старшина был тыловик, артиллерист Семенюк, хоть и опытный солдат, измучился и ослабел от воспалившейся раны.
– Подпустим поближе, – предупредил Веселков обоих временных подчиненных. – Как минуют вон те сосенки, стреляем по моей команде.
– Близко слишком, – засомневался Снитко. – Если увидят первыми, скосят из пулемета.
– Не шевелитесь, тогда не заметят.
Егор Веселков протер затвор «СВТ». Эти самозарядные винтовки считались среди бойцов оружием ненадежным. Часто застревали в магазине патроны или заклинивало затвор.
Происходило это в основном по вине самих красноармейцев. Десятизарядные скорострельные винтовки требовали постоянного ухода и тогда работали безотказно.
Сержант Веселков привык к своей самозарядке и не собирался менять ее ни на трехлинейку, ни на трофейный автомат.
Немцы шли неторопливо, полагая, что русских поблизости нет. Рота красноармейцев зажата в кольце, батальон оттеснен танками. Осталось дождаться подмоги, добить роту, потрепанные русские батальоны и продолжить наступление на Москву.
Один из помощников командира расчета, молодой ефрейтор, со смехом рассказывал приятелю, как неделю назад шарили по домам в поисках теплых вещей и женщин.
– Молодые сбежали в лес. Знают, что мы их не упустим. Остались одни старухи. Я приглядел бабу лет за сорок и потянул ее за руку. Прогуляемся в соседнюю комнату, фрау!
– Я слышал эту историю, – перебил его приятель. – Она ругалась, как пьяный сапожник, и даже хотела ударить тебя сковородкой.
– Ничего подобного, – врал молодой немец. – Она согласилась. Но потребовала банку консервов и пачку сигарет.
– Опять врешь! Русским колхозницам партийные комитеты запрещают курить.
– Твоей жене ты тоже запрещаешь ходить к соседу, а они давно снюхались и плюют на тебя.
Молодой пулеметчик, женившийся всего год назад, задохнулся от возмущения:
– Сплетник. Ты…
– Русские впереди. Ложись! – негромко скомандовал унтер-офицер, командир расчета.
Он увидел троих красноармейцев чуть раньше, чем сержант Веселков нажал на спуск.
Пуля вырвала клок шинели вместе с погоном. Двое других солдат из расчета так же быстро бросились в снег. Старшина Снитко промахнулся, а Роман Семенюк стрелял из «нагана».
– Не дури, – пригнул его к земле старшина, передергивая затвор. – На таком расстоянии «наган» бесполезен, а пулю в лоб словишь запросто.
Ситуация сразу осложнилась. Вяло бредущий унтер-офицер не забывал оглядываться по сторонам и опередил их. Сейчас он возился с пулеметом, затем дал одну и другую очередь, не поднимая головы.
Старшина Снитко оказался бойцом решительным и выстрелил еще раз, хотя цели толком не видел. В ответ получил очередь, которая срезала полдесятка веток с сосны.
У пулеметчика закончился короткий магазин на двадцать четыре заряда. Он протянул руку и скомандовал ефрейтору:
– Дай сюда барабанный диск, я устрою им веселую жизнь. И вы тоже стреляйте, не ловите ворон.
На этот раз опытный охотник Егор Веселков не промахнулся. Пуля ударила унтер-офицера в лицо. Из нижней части затылка брызнула кровь, массивную каску сорвало с головы.
Брызги попали ефрейтору на протянутую руку. Он никогда не видел, чтобы кровь текла такой струей. Добротные подкованные сапоги смертельно раненного унтер-офицера дергались, разбрасывая снег.
Если ефрейтор снова сунулся в снег, то третий солдат из расчета открыл огонь из автомата. Роман Семенюк отложил «наган» и, выдернув зубами кольцо, швырнул «лимонку». Граната не пролетела и половины расстояния, взорвалась, подняв фонтан снега.
Автоматчик сменил магазин, но в него выстрелили одновременно и Веселков, и Снитко. В этот же момент ударил длинной очередью «дрейзе». Пули пробили артиллеристу плечо и грудь. Следующая очередь выбила кору и щепки из соснового ствола. Шустрый ефрейтор стрелял, не жалея пуль.
Его погубила растерянность. Рядом ворочался в агонии унтер-офицер, полз неизвестно куда раненый товарищ, за ним тянулся по снегу кровяной след.