— Не ревнуй.
Шаг, за ним еще… И в легкие ворвался ледяной аромат снегов. Перед глазами зелень сменилась поражающей белизной.
Бесс окинула потрясенным взглядом мост из золотистого сияния.
— Черт возьми!
Она подошла ближе, хотела ступить на него, но прежде сняла с пальца кольцо с шипом и, не глядя, бросила в снег.
Вильям следил за ее действиями будто во сне и то, что увидел, вызвало у него чувство, словно он теряет равновесие.
— Лайонел, — с трудом вымолвил тот, — посмотри на ее палец.
Бесс удивленно посмотрела на свои руки, а потом на него.
— Что с ними?
Метка, у тебя метка дьявола, — выдохнул Вильям, проклиная все на свете и себя заодно, не догадавшись посмотреть под кольцом.
У нее была крошечная родинка в виде восьмиконечной звездочки — на указательном пальце, которая находилась сбоку, со стороны среднего пальца.
Бесс передернула плечами.
— Кажется, у моей бабки такая же была. Это серьезно?
— «Взойди на мост», — приказал Лайонел.
Девушка взбежала по нему и, обернувшись, продолжала идти и улыбаться.
— Что должно произойти? — спросил Вильям.
Ягуар опустил голову.
— «То, что должно было произойти, не произошло. Она не бес».
— Но… — Вильям двинулся по мосту к девушке и тут заметил, что его руки изменились, стали больше и какими-то чужими.
Бесс, глядя на него, попятилась и воскликнула:
— Что происходит?
— «Ангел меняет тела», — объяснил Лайонел.
Вильям в ужасе уставился на девушку, затем медленно перевел взгляд на Ягуара.
— Она дочь дьявола, она не бес, но тогда… — Он растерянно умолк и обернулся, глядя туда, где за невидимой чертой находилось межмирье и осталась Катя.
— Позови ее, мы должны проверить, — потребовал Вильям; его тело сотрясала дрожь, оно продолжало меняться.
— «Не проси меня об этом, — сказал Лайонел и тихо добавил: — У Киры те же симптомы, что и у тебя».
— У Киры? — вскричал Вильям. — Но что у нас общего?
Ягуар в два прыжка оказался впереди.
— «Я не знаю, Вил».
— Кира не может быть бесом! Только ангелом! А раз так, то я…
Взор зеркальных глаз на миг обратился на него.
— «Нет, ты не бес — это исключено».
Вильям протянул руку к брату.
— Я не говорил тебе… но… в лавке слепой Даримы я видел картину, там нарисован я, а со мной… — он запнулся, — прости, я думал, это невозможно! Я не хотел делать тебе больно.
Ягуар пошел по мосту, лапы его утопали в золотом сиянии. Голос брата прозвучал холодно:
— «Нам пора!»
Вильям побежал за ним.
— Дарима могла ошибиться, разве нет? — Он крепко схватил за руку Бесс. — Не могу поверить! Просто не могу! Я не люблю Катю. А Кира… Господи, да мы едва знакомы с ней!
Брат ничего не ответил, и его молчание болью отозвалось в сердце. Бесс чуть наклонилась и негромко спросила:
— А дочь дьявола — это как?
Он с раскаянием повернулся к ней и прошептал:
— Лиза, я люблю тебя, тебя… все остальное не важно!
Когда он склонился к ней, чтобы поцеловать, она нервно засмеялась и отклонилась.
— Это не ты… — девушка смутилась, — я хочу помнить твой поцелуй, Вильям, а не…
— Да, конечно.
Мост был таким длинным, что казался бесконечным. Молодой человек смотрел то на хвост Ягуара в черных пятнах, мелькающий перед ним, то на идущую рядом черноволосую девушку, и внутри у него все протестовало против той несправедливости, которая вот-вот должна была свершиться.
Он так надеялся, так верил в свою вечность с Бесс, а теперь впереди его ждала полнейшая неизвестность. Надежды рухнули.
Девушка не выглядела сильно огорченной, волнение выдавали лишь необычайно потемневшие синие глаза. Он подозревал, что она просто не осознает до конца ужаса ситуации. И даже завидовал ее блаженному неведению.
Ягуар обернулся, устремив глаза вниз.
— «Вильям, все будет так, как тому суждено!»
Его слова и холодный родной голос придали сил, позволили вдохнуть полной грудью, наполнив легкие морозно-свежим пронзительным воздухом. Он словно открывал, распахивал внутри невидимые двери, заполняя пустоту, медленно вытесняя ее. Сердце стало легким-легким, словно окончательно освободилось.
Молодой человек улыбнулся.
— Ты прав.
Ягуар оттолкнулся, прыгнул в солнечное сияние и исчез. Бесс смело шагнула за ним.
Вильям помедлил какую-то долю секунды и, погружаясь в солнце, засмеялся над собой. Впервые за все свое существование он не сомневался. А просто верил. Верил в лучшее.
* * *
Возникло краткое чувство полета.
А затем тьму на сотни голубых зеркальных огней разбила музыка.
Шуберт. Это был Шуберт.
С тех пор как она находилась в межмирье, в голове у нее поселилась тишина, страшная и зловещая.
Катя смотрела, как вслед за Ягуаром уходят те, кого она хорошо знала, успела полюбить и совсем неизвестные ей вампиры. Видела и своих случайных знакомых: того господина с тросточкой со станции, который рассказал ей про альбом Вселенной. Мужчина узнал ее и даже усмехнулся, видимо, вспомнив, как сказал, что Лайонел знатный ловелас и к женщинам куда снисходительнее, чем к мужчинам. Видела она и девочку-радугу, что рисовала разноцветными мелками на асфальте. И старика в остроконечной шляпе, гревшегося под лучами солнца на скамейке. И тех двух дам из Франции, подсказавших ей дорогу к станции. Слепую предсказательницу Дариму с молодой продавщицей из сувенирной лавки — те держались в стороне ото всех. Видела и тех, о ком ей только приходилось слышать от других вампиров: святого Авдотия — старичка-целителя, знаменитых московских красавиц в шикарных вечерних туалетах, правителя Петергофа Вячеслава Богоярова, зачем-то взявшего с собой доску для серфинга, и многих других.
Лайонел ни разу не посмотрел на нее с тех пор, как перевоплотился.
Ее переполняло чувство тоскливого ожидания, непонятной горечи и даже обиды, хоть она и понимала насколько глупо, опасно ловить взгляд хозяина загробного мира.
Несколько минут назад зеленый мирок межмирья покинул Порфирио Фарнезе.
Он был по собственному желанию одним из последних, в числе амнистированных Создателем вампиров, которых парализованными достали из Пожирателей и передали заботам Святого Авдотия. Тот в два счета поставил несчастных на ноги. Они не разговаривали — разучились, издавали лишь нечленораздельные звуки и стонали, испуганно жались друг к другу и подчинялись всем приказам своего целителя беспрекословно.