— Почему?
— Самая дальняя точка от финиша, все остальные места находятся примерно на одном пятачке, поэтому ребята рванут туда. Ближе всего противоположная сторона Казанского, там может оказаться лент пять-шесть. Но туда никто не поедет, боясь потерять драгоценные минуты и полагая, что это не стоит того. Я заберу их на обратном пути.
— Умница, — промолвил мужчина.
Ей вновь стало до безобразия приятно. Его похвала много для него значила, больше, чем ей хотелось бы. Она прибавила скорость; мысли о том, что может ошибаться относительно количества лент, сильно взволновали. Сердце забилось быстрее, Бесс ощутила то редкое чувство восторга, кружившее голову точно на аттракционе. Она любила его еще тогда, когда маленькой девочкой кружилась на карусели во дворе или совершала что-то преступное, за что ее могли наказать или осудить.
Девушка мчалась по набережной Фонтанки.
Впереди в свете фонарей стоял мрачновато-прекрасный Михайловский замок — квадратная крепость гигантских размеров со скругленными углами. Единственное в Петербурге дворцовое сооружение в стиле романтического классицизма. Перед ним находилась площадь с бронзовым памятником Петру I на коне, три моста соединяли ее со зданием. Вокруг проходил ров. Фронтон главного — южного фасада — украшал многофигурный барельеф «История заносит на свои скрижали славу России» выполненный скульптором Пьетро Стаджи.
Деревья с пышной листвой, того же цвета, что и стены замка, шелестя на легком ветру, в электрическом свете походили на языки пламени.
Девушка въехала через ворота в центральный восьмиугольный парадный внутренний двор и, соскочив с мотоцикла, подбежала к одинокой статуе Павла I, сидящего в кресле на пьедестале. Зеленые ленты были повсюду. Одна привязана к ноге императора, другая висела на скипетре, еще несколько оказались привязанными к ножке табурета под его ногами. Всего Бесс сняла с Павла двенадцать ленточек. Размышляя над числом, она все больше склонялась к мысли, что его выбрал один из организаторов. Как упоминал Максан, тот по образованию был историком. И двенадцатое марта являлось датой смерти царя.
Ювелир встретил ее задумчивой улыбкой. Каким-то непостижимым образом он всегда находился в курсе всего, о чем она могла бы подумать.
Когда Лиза выехала на набережную, он сказал:
— Власть собственным страхом подписывает себе смертный приговор.
Бесс понимала, о чем он. Всем было известно о фобиях царя, мучимого снами о своей кончине и видениями о заговорах и пролившейся крови. Девушка посмотрела в зеркало на удаляющийся замок и мысленно прочла надпись на фасаде: «ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ».
В конце 1080 года юродивая со Смоленского кладбища предсказала Павлу столько лет жизни, сколько букв в изречении на фасаде его замка. Так и вышло.
В университете Бесс зналась с двумя историками, один из них особенно увлекался периодом правления «Павлика», как насмешливо в народе звали царя в Петербурге. Сколько себя помнила, ей всегда больше нравилось спать с умными мужчинами.
Вернувшись к Казанскому собору и объехав его, на тонкой трубе было обнаружено семь зеленых ленточек. Девушка воспроизвела в памяти все известные ей даты, связанные с собором, и пришла к выводу, что число семь, это последняя цифра в дате его освящения — 1737 год. У нее почти не оставалось сомнений, что количество лент на местах строго разделено и связано с определенными числами. Недаром гонка называлась «Памятные даты».
Бесс пронеслась по узкой Казанской улице, на Фонарном переулке повернула на набережную канала Грибоедова, где едва не столкнулась с одним из участников. Тот попытался ее объехать, но внезапно его занесло, он не справился с управлением и, чиркнув колесом об ограду канала, затормозил.
Ювелир сжал ее плечи, приказав:
— Езжай. Победа не ждет тех, кому не вовремя бывает жаль. Жалость не любит победителей, она все чаще якшается с неудачливым сбродом.
Через минуту Бесс уже финишировала на Театральной площади.
Девушка огляделась — она была первой. Следом за ней с разрывом в несколько секунд прибыл Максан, за ним и все остальные участники, включая того, которого она обогнала на повороте.
Прежде чем попросить у участников добытые ленты, организатор — высокий парень в ботфортах и камуфлированной куртке — вынул деньги и потряс увесистой пачкой.
— Здесь две штуки долларов для победителя. Кто скажет, сколько всего было лент, получит бонус в триста тысяч.
Двое сказали «Тридцать», решив в случае верного ответа разделить выручку. Максан назвал: «Тридцать пять». Парень, упавший с мотоцикла на набережной, ответил «Двадцать пять».
Когда все посмотрели на Бесс, она выудила свои ленты и сказала:
— Сорок пять.
Организаторы собрали все трофеи. Недолго посовещались и под разочарованный вздох парней, огласив результат: «У девушки девятнадцать лент — больше всех», подошли к ней и вручили деньги. Две тысячи и триста сверху. После каждый пожал ей руку.
А парень в камуфлированной куртке поинтересовался:
— Просто угадала?
Упавший с мотоцикла возмущенно заорал:
— Пусть объяснит! Я не верю в такие совпадения. Пацаны, так и скажите, что продали ей число за отсос!
Организаторы переглянулись и засмеялись, бритоголовый в рокерской куртке развел руками:
— Мы с девушкой незнакомы.
А тот, что снимал на камеру, попросил:
— Пусть она объяснит свой ответ.
Бесс пожала плечами.
— Гонка называется «Памятные даты». Во дворе Михайловского на памятнике Павлу я нашла двенадцать лент. Двенадцатое — дата смерти царя. На Казанском было семь лент. Семерка — последнее число в дате освящения собора — тысяча семьсот тридцать седьмой. Становится очевидным, что у входа Спаса на Крови количество лент равно последней цифре в дате освящения храма. Тоже семь — тысяча девятьсот седьмой. В случае с мостом — все просто, дата открытия Подьячего моста — тысяча восемьсот тридцать четвертый. Четыре ленты. Александрийская колонна воздвигнута в том же году. Еще четыре. Медный всадник открыт в тысяча семьсот восемьдесят втором. Две. И фонтан. Вот тут я сомневалась, какую дату использовали. Опиралась на тот факт, что на карте с маршрутом гонки был обозначен именно фонтан, а не само Адмиралтейство. Открытие самого крупного на тот момент фонтана в Петербурге произошло в тысяча восемьсот семьдесят девятом.
— Слыхал, Алик, — хохотнул бритоголовый, обращаясь к тому, кто снимал на камеру, — а ты говорил, никто не догадается!
Максан выругался и, глянув на организаторов, плюнул:
— Вы за кого нас принимаете, за Инштейнов?
— Да ладно, — посмеялся бритоголовый. — Погнали в «Rock Cafe», отметим! — и, подмигнув Бесс, спросил: — Угощаешь?
Она кивнула и, тряхнув увесистой пачкой, пообещала: