Суть происходящего была ясна всем, от командира танковой дивизии генерал-майора Пуганова до последнего бойца, будь он хоть танкистом, хоть артиллеристом или пехотинцем: утром 22 июня начнется война. Война с гитлеровской Германией. О возможности которой им так часто рассказывали на политзанятиях, делая особый акцент на том, что СССР войны категорически не хочет и всячески оттягивает ее начало, например при помощи заключенного два года назад Пакта о ненападении, якобы связывающего Гитлеру руки. И их задача сейчас – закрепиться на не разведанных противником замаскированных позициях вдоль Буга и Муховца, взять под контроль мосты и наиболее подходящие для переправ места и сдержать первый удар вероломно вторгнувшегося на советскую землю противника.
Но, как бы там ни было, к ночи с двадцать первого на двадцать второе все полки дивизии заняли позиции. Экипажи ночевали прямо в замаскированных ветками и прочими подручными материалами боевых машинах. Посты охранения были удвоены, а кое-где и утроены. Пошатывающиеся от усталости командиры подразделений раздавали последние указания подчиненным или вносили правки, склоняясь над испещренными цветными пометками картами местности. Время, казалось, застыло на месте, медленно, словно бы нехотя, отсчитывая последние минуты мирной жизни: два часа тридцать три минуты… два часа сорок семь… три часа двенадцать минут… три часа тридцать минут… три часа пятьдесят две…
Без пяти минут четыре на территорию военного городка 22-й танковой дивизии РККА обрушились первые осколочно-фугасные снаряды, выбрасывая вверх подсвеченные короткими вспышками фонтаны земли и дыма. Первые же залпы с великолепной точностью поразили открытые стоянки и ангары бронетехники, склады и казармы. Территорию мгновенно затянуло пылью и дымом, и в глубине этого душного смертоносного марева, пронизанного воющими осколками изодранного тротилом чугуна, вновь и вновь полыхали зарницы новых взрывов. Располагавшиеся наиболее близко к бывшему ППД бойцы, наблюдавшие эту картину с расстояния в полтора километра, боялись даже представить, что случилось бы, останься они там, спящими в казармах или стоящими в караулах…
А затем через Буг начали переправляться передовые части Второй танковой группы Гудериана, и времени на размышления не осталось…
* * *
Взрыв мостов через Западный Буг оказался для гитлеровцев весьма неприятной, но, к сожалению, вполне преодолимой преградой. Пока саперы наводили понтонные переправы, «Tauchpanzer» 18-й танковой дивизии «Panzergruppe. 2» скрытно форсировали реку по дну к северу и югу от Бреста. Эти боевые машины, называемые самими немцами «ныряющими танками», изначально разрабатывались для вторжения в Англию по дну Ла-Манша и оснащались оборудованием для пересечения водных преград глубиной от пяти до пятнадцати метров. Специальная труба с поплавком – «шнорхель» – обеспечивала поступление воздуха в боевое отделение и в моторный отсек, позволяя бронемашине двигаться под водой, а выхлопные газы удалялись при помощи клапанов высокого давления, защищавших двигатель от попадания воды. В отличие от сверхлегких советских плавающих танков, легкобронированных и вооруженных только пулеметами, это были штатные машины Панцерваффе, способные вести бой с любым танком противника и потому представлявшие серьезную силу. Тем более что в число «Tauchpanzer» входили не только «тройки», но и куда более мощные «Pz-IV», вооруженные орудиями калибром 75 миллиметров.
Танкисты 22-й ТД вступили в бой с попытавшимися с ходу занять плацдарм гитлеровцами около пяти часов утра, что стало первым танковым сражением Великой Отечественной войны. Укрытые в полукапонирах и складках местности и замаскированные подручными средствами боевые машины в первый момент остались незамеченными противником, чем и воспользовались советские наводчики. Однако, потеряв несколько машин, гитлеровцы развернулись в боевой порядок и контратаковали…
– Короткая! – «БТ-7», качнувшись вперед-назад, притормозил, и сержант Гаврилов, убедившись, что прицельная марка лежит точно под срезом башни немецкого танка, выстрелил. Отдача швырнула казенник назад, стреляная гильза звонко лязгнула о броню. Заряжающий, Серега Боев, уже торопливо запихивал новый унитар с выкрашенным в черный цвет снарядом. Молодец, Серега, понимает, что сейчас только «черноголовые» и нужны, не с пехотой, чай, воюют. – Вперед!
Легкий танк быстро набрал скорость, подворачивая вправо, но танкист успел заметить короткий высверк попадания. Бронебойный остроголовый снаряд «БР-240 СП» проломил тридцатимиллиметровую лобовую броню «Pz-III Ausf. F», финишировав, видимо, где-то в районе боеукладки, поскольку мгновение спустя немецкий танк взорвался. Граненая башня на миг подскочила над корпусом, подброшенная ударной волной. Сквозь узкую щель выметнулось неяркое пламя сдетонировавших боеприпасов, и «тройка» вместе со всем экипажем перестала существовать как боевая единица. Прежде чем уничтоженный танк, все еще поблескивавший в утреннем свете влажной после подводного форсирования Западного Буга броней, ушел из поля зрения, обостренное боем сознание Гаврилова успело заметить нелепо кувыркающиеся в воздухе створки башенных люков, выбитых мощным внутренним взрывом. Есть, готов, падла!
Бой с внезапно появившимися немецкими танками, отчего-то мокрыми по самые башни, шел, как субъективно казалось Степану, уже который час. На самом же деле сознание подсказывало танкисту, что не прошло и десяти минут. Да и часы на запястье, на циферблат которых он успевал, едва ли не против воли, периодически поглядывать, врать не могли. Семь минут, всего каких-то семь минут после выстрела командирской «тридцатьчетверки», с первого снаряда спалившей головной немецкий танк! Следом отстрелялись и другие машины; а в полукилометре гулко забухали орудия замаскированных «двадцать шестых» и «бэтушек» второй роты. Оставив на дороге несколько подбитых в борт танков, немцы немедленно рассредоточились и, определив их позиции по дыму и вспышкам выстрелов, растянулись атакующей по фронту цепью, благо местность позволяла. Оставаться на месте дальше стало смертельно опасно – в том, что гитлеровцы быстро пристреляются по неподвижным мишеням, сомнений не было, и советские танки рванулись вперед. Начался первый в полыхнувшей едва час назад войне встречный танковый бой.
Радиостанции на борту танка не имелось – как, собственно, и на большинстве боевых машин дивизии, – так что о ходе боя Гаврилов мог судить исключительно по тому, что удавалось разглядеть урывками через приборы наблюдения. А много ли рассмотришь изнутри постоянно маневрирующей, чтобы сбить прицел вражескому наводчику, машины, когда тебя к тому же нещадно швыряет из стороны в сторону? Тем более что приходится еще и оценивать обстановку, наводить орудие и вести огонь? Практически ничего…
Понятно было только одно: легкой победы ждать не приходилось. Первый успех, когда советским танкистам удалось долбануть с фланга по шурующей со стороны Буга колонне, выбив с полдесятка машин, остался, несмотря на численное превосходство, не более чем первым успехом, и дальше бой пошел на равных, причем хрен пойми с перевесом в чью сторону. Вести огонь с гарантированным поражением вражеской техники с любого расстояния могли разве что новые «Т-34», которых имелось аж четыре штуки… нет, уже три, пару минут назад Степан видел, как застопорилась, густо задымив двигателем, напоровшаяся на болванку «тридцатьчетверка».