– Прямо сейчас?
– Ну да… прямо сейчас… В троллейбусе ведь тепло… Хотя – нет, подожди у телефона…
Илона прокралась к дверям спальни. Мать и Лида о чем-то тихо говорили, слов – не разобрать.
– Я веселилась, а он, а он!.. – вдруг воскликнула Лида, и мать ответила что-то невнятное, и опять они забормотали. Пожалуй, можно было сбежать на полчаса.
В троллейбусе Илона с Ромой уселись на самое заднее сиденье, и Илона объяснила Роме ситуацию с «Аншлагом».
– Это для тебя так много значит? – удивился он.
– Очень много, Ромка. Понимаешь, я всю жизнь считала себя бездарью. А там у меня все стало получаться.
– Но – почему? Почему бездарью?
– Наверно, потому, что дома ругали за тройки. А там меня и ругают, и хвалят. У меня очень хорошо пошла первая сцена – где Мэгги…
Илона вместо делового разговора стала пересказывать пьесу «Большеротая».
– Значит, этот Буревой открыл в тебе талант.
– Понимаешь, он в ком угодно откроет талант! Это такой режиссер!
Илона была счастлива – нашелся человек, с которым можно говорить о Буревом, не скрывая восторгов. С Лидой она пыталась – но Лида все сводила к будущему замужеству. Она действительно не понимала – как можно любить, не думая о браке и семье.
Конечно же, если бы Буревой посватался, Илона была бы счастлива беспредельно. Но она понимала, что до сватовства – еще долгий путь. То, что он может обнять за плечи, конечно, замечательно, однако любовью и не пахнет. А как добиваться его любви – Илона не понимала. Она ведь до сих пор не выяснила, кто главная соперница по имени Элечка. А расспрашивать Веронику она не могла – и так ей казалось, что студийцы обо все давно догадались.
– Ты его любишь? – вдруг спросил Рома.
Скрывать правду Илона не хотела – и даже была рада сказать:
– Ромка, я его люблю.
Рома повесил голову. И после этого стал никуда не годным собеседником, не придумал, как отговорить Варвару Павловну от ее замысла, и вообще засобирался домой.
Они расстались в каком-то тягостном состоянии – может, оттого что вспомнили про Лидино горе.
Лиду и мать Илона обнаружила в прихожей, возле телефона. Они пытались по междугородке дозвониться до Березина, до тех соседей, у которых имелся телефон, но междугородка была занята – первое января! Потом Лида и мать стали думать, имеет ли смысл на ночь глядя ехать на автовокзал, чтобы мчаться в Березино. Попытка дозвониться до справочной и узнать время рейсов тоже оказалась бесполезной. Илона присоединилась к дискуссии – и решили, что Лиде нужно ехать на автовокзал с раннего утра. В конце концов, если человек помер в новогоднюю ночь, хоронить его второго января точно не станут – нужно же сперва оформить все документы.
– Сколько твоему папе было лет? – спросила Илона.
– Семьдесят.
Илона удивилась, что так много, но ничего не сказала.
Потом она вместе с Лидой съездила в Савеловку, чтобы вернуться оттуда с дорожной сумкой; мать правильно сказала, что лучше на автовокзал ехать от них, чем из Савеловки, потому что спозаранку оттуда выезжает рабочий класс в большом количестве, затолкают и на беременность не поглядят. А от Илониного-с-мамой дома до автовокзала можно даже пешком дойти, если есть такое настроение.
– Я провожу тебя, – пообещала Илона. И честно дотащила до автовокзала сумку.
– У тебя замечательная мама, – сказала на прощание Лида.
– Угу, – ответила Илона, пытаясь понять – что это за просветление на мать снизошло.
Может быть, если бы она видела, как мать на работе поливает цветы, как изменяется ее лицо, что-то бы и оформилось в слова. Но Илоне было всего двадцать лет – не лучшая пора для психологических рассуждений. И мысль о том, что матери теперь, в почти сорок четыре, был нужен кто-то слабый и полностью от нее зависящий, пусть хоть ненадолго, прийти в Илонину голову еще не могла.
Лида приехала через четыре дня.
Илона и Регина разбирали в корректорской гранки, Варвара Павловна писала докладную – бригада 31 декабря раньше времени начала праздновать, из-за чего полосы пришлось переверстывать. Открылась дверь, вошла женщина, по виду – ровесница Варвары Павловны, только ниже ростом и иного телосложения: если у Варвары Павловны, при всей ее монументальности, талия присутствовала, то эта женщина, не имея слишком много лишнего веса, фигурой была мужиковата. Вслед за ней вошла Лида.
– Здравствуйте, Варвара Павловна, я Лидина мама, – сказала женщина.
Об этом можно было сразу догадаться – Лида походила на нее и лицом, и фигурой.
– Здравствуйте, – ответила Варвара Павловна. – А к вам как обращаться?
– Зовите Анной Ильиничной, – подумав, сказала Лидина мама. – Хотя с отчеством как-то непривычно, меня по отчеству редко зовут. Я вот с доченькой приехала, посоветоваться надо.
– Кыш отсюда, – велела Варвара Павловна Илоне и Регине.
Они пошли в маленькую корректорскую и там ждали, пока за ними не явилась Лида.
– Варвара зовет.
Варвара Павловна и Анна Ильинична явно поладили.
– Одна она у меня, что же делать? – говорила Анна Ильинична, когда Илона с Региной вошли. – Все для нее, все для нее…
Илона смотрела на Лидину мать и не понимала – отчего подруга так ее боялась. Эта мать, кажется, даже была рада, что скоро станет бабушкой.
– Так, значит, красавицы. Анна Ильинична будет жить с Лидой, чтобы помогать ей. Это очень кстати. Но в Савеловке растить ребенка – лучше уж в лесу землянку выкопать. Спрашивайте всех – не сдается ли комната.
Илона поняла – переговоры насчет комнатушки в общаге потеряли смысл, потому что Анну Ильиничну туда разве что в гости пустят.
– Работу для Анны Ильиничны я уже нашла – будет дежурить у нас на телетайпе. Сейчас поведу ее к Бекасову. Там, правда, спятить можно, но ничего другого придумать не могу.
В телетайпной стояли шесть агрегатов, и когда все сразу начинали трещать и гнать ленту – уши закладывало.
Потом Лида рассказала:
– Мама в Березине только затем оставалась, чтобы за папой смотреть. А теперь… теперь – вот… папы больше нет… У нас там домик, она его продаст, попробуем встать на очередь на кооперативную квартиру.
– Она тебя не ругала? – спросила Илона, имея в виду беременность.
– Ну, поругала немного, потом сказала: что мы, вдвоем твою ляльку не поднимем? И все, больше даже не вспоминала.
Илона поймала себя на зависти – ее собственная мать, узнав про беременность дочки, устроила бы из этого праздник на весь город. И слово «аборт» твердила бы двадцать четыре часа в сутки.
Потом Илону позвали к телефону.
Звонил отец, предлагал встретиться. И встретиться было просто необходимо – Илона по нему скучала. До нее понемногу стало доходить, что семья держалась лишь на доброте и уступчивости отца.