Ещё бы! Он не только наравне со мной и капитаном Путиловым планировал операцию, но и становился её главным участником, основным исполнителем!
„На дело“ отправились вечером, чтобы к месту операции прибыть к полуночи, когда в тюрьме было меньше людей. В телеге, кроме Янека, сидели партизаны Алоиз Ковач, Дюло Шкваренина и руководитель операции Данило Грунтовой. Документы имели безукоризненные, под тужурками — пистолеты, гранаты, финки.
Подъехали никем не останавливаемые к площади, и под покровом ночи каждый занял своё заранее обусловленное место. Данило засел на чердаке пустующего дома, откуда были хорошо видны входные ворота тюрьмы. Вид был, как на ладони.
Алоиз обосновался у тюремной ограды. А Дюло, растворившись в темноте, медленно прохаживался недалеко от ворот. Ходил по самой кромке площади.
Янек был занят своим будничным делом: он отправлялся на топливный склад, где обычно получал брикеты бурого угля для тюремной кухни. Привычно загрузив телегу, паренек поболтал со сторожем, угостил сигареткой и, не торопясь, подъехал к тюрьме. Часы пробили полночь. Значит, в тюрьме остался лишь дежурный надзиратель да несколько солдат в караулке.
Янек нажал кнопку звонка, и тут же появился знакомый караульный по имени Франц. Впустив истопника, он постоял рядом, наблюдая за тем, как тот не спеша сбрасывает брикеты. Потом он заторопился: в караулке ждали его друзья с картами.
— Я пошел, — бросил он на ходу. — Да и ты поторапливайся, если хочешь сыграть с нами.
Теперь надо было действовать быстро и точно по плану.
Прихватив пузырек с хлороформом, полученный у нашего доктора Сухаренко, и большую марлевую салфетку, Янек поспешил в тюремную контору. Как и предполагал „Метелик“, надзиратель спал, обхватив руками телефон, соединяющий тюрьму с гестапо.
Янек сделал всё, как велел доктор — смочил хлороформом марлевый тампон (правда, потом узнал, что чуть переборщил, — надзиратель едва не уснул навеки от его „наркоза“).
Управившись с надзирателем, Янек бросился к выдвижному ящику, в „сотах“ которого, как он давно заметил, хранились ключи от камер, а также от ворот и калитки. Отыскал нужную связку — и бегом к камере, где сидели ребята. Бесшумно открыл кованые двери и помог полуживым парням добраться до калитки. А там, рядом переулок, где узники попали в объятия друзей».
* * *
Янек возвратился быстро, положил ключи на место в пирамидку, и неторопливо, подавив в себе волнение, — выдавало только сильное сердцебиение, но благо оно не фиксировалось охранниками, — пошел в караульное помещение к картежникам, где полным ходом шла шумная настольная игра. От азартного ража рожи у игроков в карты раскраснелись. Они спорили, перекрикивали друг друга, гоготали, курили и злились потом из-за пойманных стрессов поочередных проигрышей.
— Садись с нами, — пробасил тощий, высокого роста, как-то неловко скорчившийся караульный, вездесущий Франц.
— К сожалению, не могу остаться, — дел дома по горло, — ответил Ян и вышел во двор в сопровождении этого же караульного.
Подпольщик действовал внешне неторопливо: взгромоздился на передок телеги, расправил вожжи и вдруг «вспомнил», что куда-то запропастился кнут.
— Франц, будь другом, пошарь там, в конце подводы…
И вот кнут найден. Франц своим ключом открыл замок ворот и распахнул тяжелые металлические створки. Порожняя телега прогромыхала по пустынным мощеным улицам городка, захватив в заранее обусловленном месте заждавшихся ребят.
Все были рады результату сложной, но безукоризненно точно проведенной операции. Стали поочередно обниматься и скупо по-мужски целоваться. Надо было спешить, пока не опомнились тюремщики. Доброе дело сделано с гражданским и военным мужеством. Оперативное мышление военного человека — майора Зорича задавало только вектор действий. А исполнители — люди гражданских профессий претворяли в жизнь то, что было в голове руководителя группы. Вот уж действительно, победа приходит тогда, когда гражданское мужество и мужество военное проистекают из одного начала.
Данило Грунтовой пожал Янеку руку и проговорил теплым, заботливым тоном:
— А теперь, братишка, быстрее уноси ноги, пока не начался переполох в тюрьме и гестапо. Фашистские ищейки бросятся по следу — непременно станут тебя искать. Так что делать ноги надо. Ты влепил местным гестаповцам такого леща, что у них ещё долго будут гудеть головы и гореть от стыда за свои ляпы щеки. Ты разъярил их. А что ждет их от начальства?!
— Что я, я ни при чем, — хитро улыбнулся «Метелик». — Я только уголёк разгрузил — четко исполнил свои обязанности…
Слово Святогорову:
…
«Лишь наутро в тюрьме всполошились, заметив пропажу важных „преступников“. Подняли на ноги весь гарнизон, но беглецов и след простыл. Допросили всех, кто дежурил той ночью, но так и не дознались, кем же был усыплен надзиратель, как был совершен побег — все ключи находились на месте.
Спасенным летчиком оказался член экипажа того самого самолета, который так восторженно восхвалял Данило Грунтовой.
Это был стрелок-радист Николай Метелкин, „ангел небесный“, которого Данило обещал задушить в объятиях при встрече. Такая встреча состоялась. Он нежно обнимал раненого советского сокола.
А попал Николай к фашистам по трагической случайности — его самолет, как, оказалось, столкнулся в воздухе при развороте с другим — своим, и из двенадцати членов двух экипажей живым остался только Метелкин».
* * *
Весной 1945 года командование войск Красной Армии, теснившей оккупантов, всё чаще и чаще обращалось к разведчикам с просьбой, а иногда и требованиями давать свежую информацию о местах скопления гитлеровских частей. Особенно их интересовали данные о танковых колоннах, направлении и маршрутах движения вражеских резервов, местах дислокации зенитных и артиллерийских батарей и складах вооружения, боеприпасов и горюче-смазочных материалов.
Слово Святогорову:
…
«И опять я принимал и принимал посланцев из Братиславы, Злате-Моравце, Нитры и многих других словацких городов и сел. Информации было полно, поэтому наши рации работали на полную мощность. В Центр уходили данные о маршрутах отступления гитлеровцев.
4 апреля 1945 года столица Словакии Братислава была полностью освобождена от оккупантов, а вскоре пришел и долгожданный час Победы.
Сколько было радости!
Наш отряд, как и многие другие, был расформирован и отправлен на родину…»
Как скупо, как скромно, как немногословно подвёл итоги наш герой — майор Зорич. В изложенном автором материале десятая, а может быть, и меньшая часть того, что совершили люди высокого подвига во имя Отчизны и её борьбы с поработителями не только на территории Советского Союза, но и на землях братских нам народов славянского корня — Польши и Словакии, нынешние руководители которых, к великому сожалению, стали забывать о великой помощи и жертвах большой страны во имя освобождения их от нацистского ига.