— А как действовали военные контрразведчики вашего отдела?
— В наш особый отдел СМЕРШа 29-го танкового корпуса то и дело приезжали с докладами начальству оперативники. Получали инструктажи и тут же отправлялись на поле брани. Я замечала тогда, что все они были в пыли, чумазые, пропитанные пороховыми газами. Они сражались на передовой не только своим специфическим оружием, но и огневым.
— Были ли смертельные случаи со стороны ваших сотрудников?
— А как же, с любого сражения кто-то не возвращался, погибал. В том аду у нас погибли трое.
— А чем вы, Мария Ивановна, были загружены в тот период?
— Работы было много: тут и регистрация секретных документов, и отправка шифровок, и раскодирование входящих шифротелеграмм, и сохранность секретного делопроизводства. Гарантии не было, что мы не попадем в окружение. Но все-таки была уверенность, что после Сталинграда на Курской земле мы выстоим.
— После самой битвы, какое впечатление оказали на вас детали и панорама этого грандиозного сражения?
— Впервые я почувствовала запах горелой стали, пылающей брони. До этого не было такого ощущения. Танки горели, как спички. Теперь после боев они стояли покореженные, перевернутые, с разорванными гусеницами и снесенными башнями и остывшими. Серо-грязные их тела с налетом пыли казали жуткое зрелище. Вокруг валялись в неестественных позах застывшие наши и немецкие воины. Тошнотворный запах от разлагающихся трупов людей и лошадей не давал полной грудью вдохнуть воздух. Поэтому мне казалось, наверное так оно и было, организм испытывает кислородное голодание. За сутки животы падших лошадей от жары раздувались до неимоверных размеров. Потом они лопались сами по себе, обдавая округу зловонием, если кто-либо из солдат не протыкал эти огромные пузыри штыком.
Не забыть мне Курской битвы никогда…
— А дальше, на каких баталиях вам пришлось побывать?
— Наша 5-я танковая армия и ее 29-й танковый корпус участвовали в Белгородско-Харьковской стратегической операции, вели бои по расширению плацдарма на реке Днепр юго-восточнее города Кременчуг, сражались в Корсунь-Шевченковской наступательной операции. Потом были Белоруссия, Литва и Восточная Пруссия.
Многие эпизоды забылись, сколько воды утекло!
В Белоруссии видела, как пострадало местное население от немцев. Одни печные трубы стояли по хуторам, деревням и селам. Домов нет, стен нет, а печи курятся вовсю. Возле них крутятся бабы да копошатся детки.
Видела, как из леса привели к нам в отдел те же бабы с вилами наперевес «пленного» полицая — местного предателя, прятавшегося в лесу от народного гнева. Привели поколотого, но самосуда не дали мы им осуществить. Судили на месте военно-полевым судом — шлепнули. А в другом районе видела аналогичную картину. Того по приговору правого и скоротечного суда вздёрнули — повесили. Это всё лики войны.
Помнится на границе Белоруссии и Литвы наткнулись наши оперативники на логово «лесных братьев». Жестокие были националисты. Много нарубили «красной капусты» — так они называли свои жертвы из числа наших военнослужащих, советского и партийного актива, евреев. Привели их тоже в отдел. Разные и они были. Одни переживали. Просили пощадить, другие смотрели волками на нас.
Подключили следователя. Нашлось десятка два свидетелей. Наиболее кровожадных предали суду, а молодежь отпустили после профилактических бесед.
В Прибалтике наши оперативники постоянно участвовали в облавах против хорошо вооруженных лесных «литовских полицаев», ведущих по существу партизанскую борьбу. Особой страницей в деятельности литовской полиции являлось участие в холокосте — уничтожении еврейского населения.
— Мария Ивановна, я недавно прочитал в одной из газет, что в годы Второй мировой войны на территории Литвы было уничтожено почти девяносто четыре процента литовских евреев. Правдоподобна ли эта цифра?
— Вполне. Причем уничтожение евреев литовские вооруженные формирования нередко осуществляли не дожидаясь приказа немецкого военного командования с целью первичного грабежа. Жертв тщательно обыскивали, забирали драгоценности, потом раздевали и уже нагими вели на расстрел. Местом массовых казней евреев гитлеровцами и их литовскими пособниками были форты Каунаса, а также специально созданный для этих целей лагерь в местечке Поныри. Именно в этом лагере только за один день в апреле 1943 года было уничтожено два эшелона советских граждан в количестве более пяти тысяч человек. Я эту цифру хорошо запомнила, так как готовила и отправляла в ОКР СМЕРШ армии шифровку год спустя после этой трагедии.
В Литве было очень много уклонистов, когда на призывные пункты военных комиссариатов многие просто не приходили.
В Восточной Пруссии сотрудники СМЕРШа нашего корпуса встречались с дикими случаями ведения партизанской войны недобитыми нацистскими солдатами и офицерами спецслужб и вермахта, сколоченными в диверсионно-террористические отряды под названием «вервольф».
Видела их волчьи, колючие взгляды. Вначале не хотели отвечать на задаваемые вопросы. Потом они сдавались на милость победителей и отправлялись в плен.
В конце войны я была контужена, слава богу, не зацепила разорвавшаяся неприятельская бомба осколком.
Отлежала в госпитале и снова на войну…
— А после войны?
— А после войны направили служить в Особый отдел МГБ СССР Московского округа ПВО, где я проработала несколько лет. Помню треклятый 1951 год, когда арестовали нашего шефа Виктора Семеновича Абакумова, а затем и ее супругу Антонину Николаевну Смирнову с малюткой-сыном, о чем я уже говорила вам раньше.
Потом предложили работу в центральном аппарате 3-го Главного управления КГБ СССР, где и прослужила я в 10-м отделе до пенсии.
О прожитом и пережитом не сожалею, так судьба мне напророчила. Пока больше нахожусь в вертикальном положении.
— Значит, долгая жизнь вам завещана.
— Дай бог!…
Капитан госбезопасности в отставке Анна Кузьминична Зиберова, участник Великой Отечественной войны, сотрудник ГУКР СМЕРШ НКО СССР.
Воспоминания Анны Кузьминичной Зиберовой автору не раз доводилось слышать, когда она выступала перед разными аудиториями, в том числе перед молодыми сотрудниками, какими мы были в 70-80-е годы, и ветеранами, ставшими в новом тысячелетии.
Ей было что вспомнить, потому что она служила на одном из острейших участков оперативной деятельности, связанном с установкой и наружным наблюдением. Это такие, как Анна Кузьминична, приносили оперативникам материалы, после которых можно было уверенно ставить точку в главной версии — перед ними враг, и более целеустремленно продолжать вести дела по проверке и разработке лиц, попавших в поле зрения органов госбезопасности.
Некоторое время назад раздался телефонный звонок.
— Это Анатолий Степанович?