Но Мэн продолжал непреклонно спокойно смотреть на Дьявола.
– Понимаешь, сынок, – игнорировал он выкладки Дьявола, – ты прав, что твой возраст равен возрасту тысяч моих предков. Но и не старше меня. Не было бы меня, не было бы и тебя. Не было бы человека, не было бы и Дьявола. В тебе просто не было бы смысла. Ты создан для человека. Внутри его. Вот и сейчас твое существование оправдано моим. Нет меня, нет и тебя. Нет человека, нет и Дьявола. И те, кто пугают человека Дьяволом, пугают человека человеком.
Дьявол молчал.
– Но, – продолжал Мэн спокойно, – вернемся к началу нашего разговора. Нет, я не Данко, чтобы своим сердцем освещать дорогу людям. Людям необходимо слово Божье, Божья идея. А идея, как позже скажет один плагиатор, овладевшая массами, становится материальной силой. Так и слово становится разумом, а разум – божественной созидающей силой. Которая в свою очередь становится плотью. Разумеется, если слово попадет не в пустые уши. И моя задача – наполнить словом Божьим пустые человеческие уши, открыть им их божественное предназначение, поставить в начало пути к творению. И пусть они будут кричать «Распни его!», они, сами того не ведая, станут все-таки в начало бесконечной дороги, которая поведет их к Богу, к принятию Святого Духа, к божественному творению. А что, что ты можешь предложить мне вместо?.. Владычество над народами, богатство, славу…
Дьявол Мэна кивнул головой.
– Но ты уже предлагал это другому человеку. И он отказался. И слава его тем не менее больше твоей. Но что значит слава, власть, богатство перед красотой творения? Нового мира, нового человека. Мне жалко тебя, чувак. Но я выбрал свой путь, я выбрал Господа. И, смею надеяться, Господь выбрал меня… И выбором своим я изгоняю тебя из себя… Нет тебя во мне, нет тебя вне меня. Ибо без меня ты существовать не можешь. Я тебя породил, я тебя и убью. Все. Исчезай. Умри…
И поникший персональный Дьявол Мэна начал сглаживаться, стареть на глазах, плоть от него стала отлетать, постепенно обнажая скелет. Который в течение нескольких секунд и истлел. И вот уже перед очистившимся Мэном на песке осталась лежать кепка с разрезом Кабана из Столешникова 53-го года. А потом поднялся ветер и унес кепку в будущее человечества и прошлое Мэна.
12 Наступило теплое иудейское утро. Просыпался народ израилев, дабы приступить к повседневности, прошел развод караула римского легиона, туристы помчались на экскурсии по святым местам.
Проснулись и ученики. Доминиканец, Раввин и Мулла пали на колени, чтобы вознести утреннюю молитву Богу. Первый начал: «Отче наш», второй – «О, всемогущий Адонаи», третий – «Алла акбар». Их голоса перебивали друг друга, наслаивались один на другой, создавая невнятный гул, весьма отдаленно напоминающий благость молитвы. Мэн почувствовал, что это разнообразное выражение одной и той же идеи мешает и молящимся, и Господу. Тем более что молящиеся начали раздражаться и швыряли друг в друга яростные взгляды и готовы были приступить к рукоприкладству. Чтобы методами физического воздействия доказать монополию на истинность своей собственной молитвы. Трижды изменивший колебался, к какой молитве присоединиться, чтобы своим благостным воплем склонить чашу весов в пользу той или иной религии. И вот уже молящиеся встали с колен, глаза наполнились ненавистью, сжались кулаки… И тут Мэн сказал:
– Остановитесь, салобоны!.. Разные слова у вас, разные молитвы. Но Господь один. Ваши слова путаются в его ушах, заглушая друг друга. У него может от них разболеться голова. Хотя, по определению, голова у Бога болеть не может. Потому что он всемогущ и может справиться с головной болью до ее возникновения. Но, дабы избежать этой возможной гипотетической боли, пусть будет у вас одна молитва: «Господи, люби меня, как я люблю тебя, Господи…» К вам это тоже относится, – обратился Мэн к остальным ученикам.
И все они упали на колени. В том числе Жук и Каменный Папа, которые в Бога не шибко верили. Так как родились и жили в атеистическое время. И происшедшие в их детстве, юности и зрелости события позволяли им сомневаться в существовании Бога. Но что-то в их душах шелохнулось, возбудилась генетическая память, смутно подсказавшая им, что Бог есть. Что Он просто-напросто на некоторое время отвернулся от их страны. Позволил ее обитателям употребить данную им свободу воли не на добро, а на зло.
И все ученики, без исключения, воздели руки к небу и сказали:
– Господи, люби меня, как я люблю тебя, Господи.
И сверху послышался довольный вздох. Доказавший Мэну, что все он сказал правильно. Что молитва его истинна и угодна Богу.
И тут раздался голос бывшего Владельца бесплодной смоковницы:
– Равви, утро настало, а если утро настало, то наступило и время омовения и завтрака. Но нет у нас воды для омовения и, что важнее, нет у нас хлеба для завтрака. Не лучше ли все-таки обратиться к Господу с традиционными словами: «Хлеб наш насущный дай нам днесь»?
Владелец бесплодной смоковницы смиренно замолчал.
Мэн задумался, но быстро отошел от задумчивости и произнес назидательно:
– Господь в бесконечной мудрости своей сам знает, что кому нужно. Кому – хлеба, кому – мяса, кому – по морде. Если нам нужен хлеб, он даст хлеб, если нам нужна вода, он даст воду. Не надо ничего просить у Господа. Кроме любви. Любите Господа, и он не оставит вас.
Ученики напряглись, искренне проорали:
– Господи, люби меня, как я люблю тебя, Господи! – и через секунду оказались на берегу озера с чистейшей водой. А когда они совершили омовение, то увидели на берегу пять свежайших хлебов, а из воды выскочило семь судаков горячего копчения.
13 И на их восхитительный запах со всех сторон стали стекаться толпы людей. Которые не знали молитвы Мэна и по этой причине не имели хлебов для утоления голода. И собралось их числом до пяти тысяч. И все они хотели есть. Ученики стеной встали между хлебами и рыбами с одной стороны и голодными – с другой. Полетели молнии из глаз, закатались рукава хламид и извечное толковище за хлеб приготовилось стать реальностью. Но Мэн поднял руку, и сами собой раскатались рукава хламид, погасли молнии. Толковище вернулось в теорию.
– Остановитесь, – сказал Мэн. – Вы что, в поте лица добывали хлеб сей? Вы что, напрягали мускулы, чтобы вытащить сети с этими рыбами? Вы что, разжигали огонь, чтобы закоптить их? Господь дал вам все за то, что вы возлюбили Его. И если эти пять тысяч также возлюбят Господа, то хлебов и рыб хватит на всех.
И Мэн протянул руки к пяти тысячам голодных. И пять тысяч голодных упали на колени. И пятитысячный смиренный шепот полетел в высочайшие бездны неба:
– Господи, люби меня, как я люблю тебя, Господи…
И в самое короткое время пять тысяч голодных, не считая двенадцати учеников и самого Мэна, насытились пятью хлебами и семью копчеными судаками. А оставшимися кусками наполнили семь корзин. Которые неизвестно почему тоже оказались на берегу озера.
А когда все насытились, к Мэну подошли два Книжника и, вытирая носами замаслившиеся губы, сказали в один голос: