И встал Мэн и посмотрел сначала в сторону исчезнувшего Солнца, потом глянул на звездное небо, как бы ожидая одобряющего слова Господа, но не услышал ничего. Тогда он повернул голову в сторону самого мертвого Мертвого моря, которое не могло ни накормить, ни напоить человека. Неподвижна была его поверхность. Соль сковала движение воды и подавляла любое проявление жизни в своих глубинах. Но под взглядом Мэна вдруг всколыхнулась его поверхность. Со дна потянулись мучнистые водоросли, всплеснула хвостами неведомая рыба. И вот уже водоросли выползли на берег, превращаясь в хлеба. Множество рыб забилось в неведомо откуда появившихся сетях. Вода моря стала чистой, прохладной и сладкой. Настолько чистой, прохладной и сладкой, что одного ее глотка оказалось достаточно, чтобы утолить жажду. Насытившись и напившись, разнородно-святое воинство пало на колени и возблагодарило Бога (Богов) за знак своего расположения к делу, которое им предстоит совершить.
– Успокойтесь, – сказал им Мэн, – вот сидите вы тут, люди разных вер, и благодарите Бога за то, что он дал вам воду и пищу. Чтобы вы выступили в Его защиту. И не думаете, нужна ли ему ваша защита. Господь дал вам воду и пищу не для поощрения. А чтобы утолить ваши голод и жажду. Потому что каждый из вас – дитя Божье. И не оставит Бог детей своих без призрения. Несмотря на веру их. – Помолчал Мэн несколько секунд, а потом добавил: – Или безверие…
Глубоко вздохнуло небо, серп луны превратился в круг, вспыхнули звезды. Замерли воины, пораженные необычной жизнью неба, луны и звезд. А когда небесная жизнь утихомирилась, все уже крепко спали вокруг затухающих костров.
И только Мэн сидел на пригорке и смотрел теперь уже на восток. В сторону Иорданских гор, из-за которых вскорости должно было вывалиться Солнце.
– Ну, Мэн, – обратился он к Господу, – что прикажешь делать?
– А почему я тебе должен что-то приказывать? – брюзгливо ответил Господь. – Это твое дело. Делай, что считаешь угодным Мне. А я уж потом определю степень этой самой угодности. О, Господи, – сказал Он, – каким чудовищным языком я заговорил. Впрочем, ты меня понял. Делай, как надо делать. А я тебе подам знак, если где-то что-то в какой-то степени не совсем соответствует моим взглядам на мнеугодность. И не обращай внимания на общественное мнение… Истинно я говорю? – спросил Сам Себя Бог и Сам Себе ответил: – А когда я говорил неистинно?..
– И каков будет твой знак, Мэн? – спросил Мэн, не вполне уверенный в правоте дела, которое он затеял.
– Я не могу ответить на этот вопрос. Сейчас. Но ты его несомненно получишь. Когда пройдешь свой путь. До конца. Ты знаешь свой конец. И я его знаю. Весь вопрос в том, каким путем ты к нему придешь. И в зависимости от пути и будет мой знак. Иди, Мэн, с верой в Меня, с верой в себя. Как уже шел однажды другой Мой сын. Иди, парень, и выбери то, что выберешь. – И Бог замолчал.
И ему на смену из-за Иорданских гор выбралось заспанное Солнце. Постепенно оно размялось, разогрелось, ожило и разбудило многотысячное воинство. Вооруженное, чтобы привести к Господу безбожников, засевших в Моссаде.
36 Легла дорога под ноги солдат, легла дорога под копыта лошадей и ослов, легла дорога под колеса колесниц. Пыль поднялась в воздух. И в этой пыли из окрестных поселений, затерянных в мертвечине Иудейской пустыни, вливались в войско добровольцы. Чтобы огнем и мечом вколотить в безбожников силу и славу Господню. А если их тупые головы и нечувствительные сердца окажутся не в силах воспринять истину, то, стало быть, и нет им места на этой благодатной земле, созданной волей Господа. Потому что каждое живое существо, наделенное душой, просто обязано верить в Господа! В том или ином виде. В том или ином обличьи. В том или ином его философском содержании. В противном случае им должен наступить шандец. (Мы не уверены, что слово «шандец» в его сугубо национальном звучании воспроизводилось в мыслях разноплеменной компании. Но его коренной смысл был именно таким. Во всяком случае, так нам его перевел Каменный Папа. А у нас нет никаких оснований подвергать сомнению его лингвистические познания.)
Долго ли, коротко, но в свое, определенное время войско добралось до Моссады. Между Мертвым морем и крепостью сновали автобусы с туристами. Которые чередовали целебное купание с созерцанием мощных слоновьих стен крепости. За которыми безбожники готовились защищать свое право на безверие. Перед штурмом ученики подошли к Мэну.
– Равви, чтобы биться за веру, нам нужно оружие. Где мы возьмем его, Равви?
– Ваше оружие – слово Божие, которое вы не знаете.
– Прости, Равви, но мы знаем Священное Писание, – сказали Крещеный Раввин, Доминиканец, Мулла и Трижды Изменивший. Там сказано: «Оружием уничтожить врага своего, дабы, отвернувшиеся от единого Бога, были уничтожены».
– Да, это было сказано. Для спасения народа Израилева. А сейчас другие темпоры, другие море. А посему должно из писания вспомнить учение Господа о свободе воли. Каждый волен есть от дерева добра и зла. Или не есть. Каждый волен сам выбирать смерть. Или бессмертие. Священное право человека – быть спасенным. Или не быть. И это главное в учении Господа. Поэтому в темноте сгущающейся ночи мы поднимемся в Моссаду и защитим волю Божью вместе с безбожниками… – И Мэн встал. И вгляделся в небо. И вслушался в небо. И не увидел знака Господня. И не услышал ничего. И не получил подтверждения своим словам. Но и не усмотрел в молчании отрицания. Потом он оглядел своих учеников. Один за другим вставали они, вручая жизни свои в руки Мэна. А через него и в руки Божьи. Встал Жук, встал Каменный Папа. Поднялся Владелец бесплодной смоковницы. Выпрямились Здоровый, Бывшие Насморочный и Прокаженный. Один за другим отряхнули пыль с задниц Трижды изменивший и представители трех основных религий. И не пререкаясь друг с другом, присоединились к вставшим Книжники. Ибо кончилось время учения. Настала пора следовать ему. В стороне от дороги, ведущей к воротам Моссады, по узкой козьей тропинке, слегка обозначенной среди осыпающихся скал, потекли они вверх к стенам крепости. Свет звезд не позволял им сверзиться вниз. А когда звезды скрывались среди туч, дорогу им освещал Божий промысел. Во всяком случае, так думал Мэн.
К утру они поднялись к подножью крепости. Огромные валуны, скрепленные собственной тяжестью, не оставляли возможности проникнуть внутрь и присоединиться к защитникам. Тогда Мэн коснулся рукой огромного валуна, лежащего в основании стены. И треснул валун, и искрошился валун, и песком заструился вниз, открывая дыру в стене крепости. И в этом Мэн тоже усмотрел промысел Божий.
Через несколько минут они оказались в цитадели безбожников, которые безмятежно спали в обнимку с копьями, луками и мечами, уповая на крепость стен и неприступность скал. Вдоволь было у них зерна, вдоволь было у них воды, вдоволь оливкового масла, вдоволь вяленого мяса, чтобы выдержать долгую осаду. А когда они проснулись, было поздно. Сквозь образовавшуюся дыру вслед за Мэном с учениками прошли первые нападающие. Таким образом, Мэн сыграл роль троянского коня. И в этом проявилось все многообразие и противоречивость Божьего промысла. Первые нападающие открыли тяжелые бронзовые ворота. И все многоверное воинство хлынуло на улицы и переулки крепости. Сверкнули мечи, засвиристели стрелы, хищно облизнулись острия копий.