И вот надо ж такому случиться, что судьба, забросив его аж в тринадцатый век, устроила такую подлость. Хорошо еще, что сам Ратьша оказался весьма порядочным мужиком и с теми козлами, что Костю предали, даже и говорить не стал. К тому же, пока они ехали до шатра, Вячеслав успел отвертеться от дальнейшего участия в беседе, и старый тысяцкий, понимающе глянув на юного дружинника, согласно кивнул, отпуская его с условием немедля послать гонца за Эйнаром.
Сидя в шатре и неспешно попивая мед, хитрый Данило Кобякович уже вызнал все необходимое у Хвоща, который и не счел нужным скрывать, сколько воев Константиновых сидят теперь в порубе у Глеба. Вошедший Эйнар тут же охотно включился в беседу, но результатами ее обе стороны остались весьма и весьма недовольны.
Хвощ, выполняя княжеское повеление, на уступки не шел, обещая выпустить малолетнего княжича из града и не чинить ему зла, ежели и Ратьша, и Данило Кобякович, и ярл Эйнар при всем своем войске, то есть принародно, дадут роту Глебу в том, что зла ему чинить ни в делах своих, ни даже в помыслах не будут. Более того, все они в этот же день отступят от града Рязанского – кто в Ожск, кто к себе в степь, – оставивши десяток ратников для достойного сопровождения княжича Святослава, которому в удел жалуется Ольгов. О самом же князе Константине сейчас и речи вести не можно, ибо тот от огорчений великих приболел сильно и с места на место перевозить его хворого никак нельзя.
– И у нас в Ожске кудесница есть, – попытался возразить Ратьша. – Она-то побыстрее его на ноги поставит, чем...
– Так она его как раз и пользует, – быстро выставил железный аргумент Хвощ.
– Так Доброгнева у вас? – удивился Ратьша.
– А то как же, – подтвердил Хвощ. – И духовник княжий отец Николай тоже у нас пребывает. Сами видите теперь, что Глеб своему родному брату ни в чем не отказывает, а держит его в бережении великом и не выпускает только ради его же блага, – тут он, заговорщически подмигнув и склонившись поближе к Ратьше, шепнул, будто от себя: – Еще скажу, что главная причина задержания князя вашего самая что ни на есть добрая. Не желает Глеб Владимирович отпускать его без замирья вечного. Хочет, дабы родной брат не врагом, а другом из Рязани выехал, – и, распрямившись, как бы официально добавил: – Но и болезнь у него впрямь открылась – в моей речи лжи не было.
Ратьша заколебался. Данило Кобякович с облегчением вздохнул. Словам посла был смысл верить, но гигант викинг, пристально глядя на Хвоща, предложил:
– О болезни княжьей пусть сама девка нам расскажет. Что да как, да так ли она опасна, что князь и выехать не может, да сколько длиться будет.
– Я сообщу князю о вашей просьбе, – уклончиво ответил Хвощ.
Подозрения с новой силой зашевелились в Ратьше.
– Да не просьба это будет, а повеление! – загремел он.
– Повеление князю Глебу? – усмехнулся Хвощ.
Данило Кобякович тронул тысяцкого за плечо, успокаивая, и уточнил как бы от имени всех троих:
– Пожелание такое у нас всех троих. Да еще пусть и духовник его с нею вместе прибудет. Как его – отец Николай?
– Он у одра княжеского неотлучно сидит, – возразил Хвощ.
– А мне помолиться нужда появилась великая, – не уступал половец. – Вот он как раз...
– Чтобы молиться, священник не нужен, – саркастически усмехнулся Хвощ. – Молитва из твоих уст должна идти, Данило Кобякович.
Хан смолк, нахмурив брови, и принялся срочно размышлять: а зачем тогда вообще сдался священник, если молитву христианин без его помощи произносит? То ли дело шаман – один за всех отдувается. А тут выходит, каждый сам за себя?
Но тут пришел на выручку Ратьша:
– Данило Кобякович, хоть нашей речью и чисто владеет, но тут спутал малость. Он хотел сказать про молебен, который отец Николай во здравие князя Константина отслужит, а мы все подхватим. Сообща оно, глядишь, до Бога быстрее долетит, потому как силы в молитве такой побольше будет.
– Мыслю я, что для цели всеблагой князь Глеб с охотой пришлет вам священника, возможно, даже самого епископа Арсения, – кивнул согласно Хвощ.
Ратьша удовлетворенно крякнул, но Эйнар тут же вежливо уточнил:
– Нам не надо епископа. Нам нужен отец Николай.
– Да такой молебен любой отслужить может, – Досадливо махнул рукой Хвощ, но, чувствуя, что дотошный викинг вряд ли отвяжется, попытался еще раз вильнуть для пущего правдоподобия. – Кто посвободнее будет от служб церковных, того и пришлем. Можно и Николая. Почему же нет. Словом, исполним мы, – и тут же заторопился, зачастил: – Конечно, это дело богоугодное. К тому же такой молебен во здравие непременно князю Константину поможет. Тут верно было говорено – общая молитва сильнее во сто крат и до Бога быстрее долетит. А уж коли она от души возносится...
– И ежели ее отец Николай честь будет, – добавил негромко Эйнар.
– Да он их неотступно у одра болящего читает, – снова вильнул лисьим хвостом Хвощ и изумленно развел руками. – Уж и заменить его хотели сколько раз – мол, отдохни малость от трудов всенощных, а он ни в какую, все…
– А завтра с нами на молитву встанет, – вновь негромко, но твердо произнес викинг. – Оно, глядишь, и ему веселее от одного вида нашего станет.
– В чем же тут веселье? – не понял Хвощ. – Молебен – дело серьезное, тут радость на ликах без надобности.
– А увидит, сколько у князя Константина доброхотов, готовых от всего сердца во здравие его помолиться, и возрадуется его душа, силы новые объявятся, – пояснил ярл.
– Ну, нечего тут из пустого в порожнее переливать, – хлопнул здоровой рукой себя по колену Ратьша и подытожил: – Завтра отца Николая и лекарку нам сюда приведешь, тогда и далее речи вести можно. Ныне уже время позднее, добрым людям отдыхать надо, – с трудом поднимаясь на ноги, тысяцкий добавил: – Прямо на зорьке утренней ожидать их будем. А покамест спите спокойно. Я вас тревожить не буду, – и криво усмехнулся. – Чай, не Иуда – в спину не бью.
Но поспать Хвощу за всю ночь так и не удалось. Иссякший было водопад бранных слов, на которые обычно князь Глеб не был большой охотник, но тут, вопреки обыкновению, излил все ему известные эпитеты на головы Онуфрия и Мосяги, чудодейственно возобновился с новой силой, после того как был выслушан Хвощ. Бегая по просторной светлице и ни на минуту не закрывая рта, из которого лилась ругань, не часто слышимая даже среди смердов, князь как никогда внешне походил на половца. Небольшие глубоко посаженные глазки он до того прищурил, что они виднелись на желтовато-смуглом лице лишь двумя маленькими черточками.
«Ему бы рубаху на халат поменять да штаны на кожаные – вылитый басурманин», – устало подумал Хвощ, держась за живот, где в правом боку уже который час во весь голос вопила, напоминая о своем существовании, тупая тянущая боль. Вражеское копье, пропоров ему внутренности, изрядно задело печень, которая и давала нынче о себе знать. Терпел боярин сколько было сил, страдальчески морщась и ухватив обеими руками больное место, будто от этого могло хоть чуть-чуть полегчать, но Глеб соизволил заметить безмолвные муки Хвоща лишь ближе к утру. Досадливо скривившись и буркнув: «Нашел время болеть», – будто тот волен был его выбирать, он распорядился послать двух холопов к девке-лекарке за зельем для боярина Хвоща. Она его уже пользовала ранее по княжьему повелению, так что знает, от чего лечить. Да чтоб мигом, немедля все принесли.