Одетые в тёмные комбинезоны с накладными карманами, они стояли в его кабинете напротив друг друга, и каждый со своей стороны держал за край книгу о Виолетте.
— Да, — уверенным голосом соврала Фурия. — Мне всё ясно.
На самом деле не было ясно абсолютно ничего. Она думала о крематориях, о коже и костях, которые превращаются в прах. И спрашивала себя: что же будет с Пипом, если они не вернутся из этого путешествия?
— Отпускай! — сказал тогда Тиберий.
Она убрала руку, точно так же, как и отец. Книга в пожелтевшем картонном переплёте осталась висеть между ними прямо в воздухе. Казалось, она колышется на волнах и слабо мерцает, как бывает, если на выцветшую надпись смотреть сквозь толщу воды. Полки у стены кабинета задрожали, их очертания расплылись, как будто на них накинули целлофановый пакет. Время сгустилось до вялого потока. Тело Фурии, превращаясь в вихрь мельчайших частиц, словно перемещалось по частям: у неё было такое чувство, будто лицо оторвалось и улетело в пустоту. Она хотела схватить его, но руки превратились в рой мерцающих молекул.
Затем Фурия с безумной скоростью полетела в бездну. Это состояние было совершенно несравнимо с обычным падением. Бездна оказалась более пустой, нежели космическая темнота. Фурия потеряла из виду отца. Ей стало жутко от мысли, что она может остаться в одиночестве в этой кошмарной пустоте, в этом странном месте, которого на самом деле не существовало.
Ей казалось, она стремглав несётся сквозь невероятные фантазии какого-то незнакомца, который властен либо взять её с собой, либо оставить в этом состоянии навсегда. Возможно, именно так и было, ведь на самом деле они не перемещались из одного места в другое, из Англии в Италию, а копошились в мыслях того, кто описал этот прыжок, — в тёмных мыслях Зибенштерна.
Но стоило ей всерьёз задуматься об этом (как обычно бывает, когда что-то кажется тебе таким логичным в полусне и совершенно нелепым после пробуждения), её сознание вдруг снова соединилось с телом. Скорость падения замедлилась, и через какой-то миг полёт завершился. Пустота наполнилась волокнистой материей. Девочка ощутила нежные прикосновения к своей коже, будто ей пришлось пролететь сквозь узорчатое переплетение прозрачных крылышек насекомых.
Фурия вскрикнула, ноги её подкосились. Снова она ударилась тем самым коленом, на котором уже красовался синяк. Уже в следующий момент отец потянул её за руку и поставил на ноги. Девочка хотела что-то сказать, но он зажал ей рот рукой и, наклонившись, молча покачал головой.
Конечно, ей следовало вести себя тише. Ещё бы, она прекрасно об этом знала! Но когда мозг из воздушного облака снова превращается в нервную ткань, из головы вылетают все предостережения.
— Мы здесь не одни, — прошептал отец ей на ухо.
Она коснулась руки Тиберия, давая ему понять, что ладонь уже можно убрать от её лица. Она почувствовала запах книг, а когда глаза привыкли к полутьме, смогла разглядеть эти книги.
Они очутились в огромном помещении — по меньшей мере в четыре этажа высотой. Лишь присмотревшись внимательнее, Фурия поняла, что это был старый монастырь. Монастырь, полный книг.
От ламп, свисавших со сводчатого потолка на длинных проводах, исходил приглушённый свет. На самом верху угадывались фрески — едва различимые тёмные фигуры ангелов и демонов, застывших в безумном хороводе.
Помимо опор по обе стороны центрального нефа [4] в зале было много других колонн и массивных башен с книжными полками. Вокруг каждой колонны, диаметром не менее шести метров, кольцами обвивались галереи. Их соединяли друг с другом лестницы, на многих уровнях от колонны к колонне протянулись изящные мостики. Посетителю этой библиотеки совершенно необязательно было ступать на пол, чтобы перейти от одной полки к другой.
Фурия и её отец приземлились за одной из колонн, недалеко от центра помещения, рядом со столом, заставленным высокими стопками книг. Одна из стопок закачалась, и Фурия, проскользнув вперёд, в последний момент удержала её от падения, иначе книги с грохотом обрушились бы на пол.
Второй экземпляр «Виолетты», наверное, находился в этой стопке и после их появления здесь растворился в воздухе.
Чтобы удержать книги, Фурии понадобилось сделать всего лишь шаг, но она боялась, что даже этот звук оказался предательски громким. Девочка неуверенно поглядела на отца, напряжённо вслушивавшегося в тишину. Он отрицательно покачал головой. Что бы он ни услышал или ни почувствовал прежде, это что-то, кажется, к ним не приближалось.
Никаких церковных атрибутов, крестов или статуй видно не было. Вероятно, это место давно изменило своё предназначение. Коллекционер, в собрании которого находилась пустая книга, скорее всего, получил это помещение по наследству и перестроил для своих целей.
Фурия осторожно отпустила стопку книг, подождала несколько секунд, чтобы убедиться, что та не упадёт, и проскользнула вместе с отцом за колонну, чтобы получше рассмотреть весь зал. Книжные башни закрывали друг друга, но даже при тусклом ночном освещении можно было различить, что их по меньшей мере десять, а то и больше. На узких колоннах, поддерживающих арку с двух сторон, тоже были полки, и даже под крышей были закреплены специальные настилы, которые вели к площадкам, заполненным книгами.
Книгу, которая предназначалась для возвращения домой, отец положил в карман комбинезона на бедре. Сердечная книга, как всегда, хранилась на поясе. Из нагрудного кармана он взял несколько пуль, по размеру не больше монетки каждая, и сжал их в руке. Если бросить такую пулю, она расколется, высвободив метафорный газ, который за считаные секунды выведет противника из строя. Если человек оказывается слишком близко от этого газа, в его воображении возникают самые ужасные образы. Следы этого газа Фурия уже находила во многих книгах. Она прислушивалась изо всех сил, но вокруг царила полная тишина, лишь вдалеке приглушённо гудел кондиционер. Если здесь действительно был кто-то ещё, он вёл себя невероятно тихо, так же, как и они. Девочка бросила взгляд на наручные часы — чуть больше полуночи. Вполне вероятно, что коллекционер до сих пор находился в своей библиотеке. Но отец наверняка тщательно изучил привычки этого человека, прежде чем решил отправить ему копию «Виолетты» и проложить путь в его святая святых.
Верхнее освещение было очень слабым, настольные лампы отсутствовали. И кругом ни живой души, кроме их самих. Но здесь определённо что-то происходило.
Губы отца почти бесшумно прошептали лишь одно слово:
— Экслибри!
Фурия нахмурилась. Экслибри всегда считались слишком шумными, они часто бранились, но не умели приспособиться к миру, в который попали из своих книг. Агенты Академии утверждали, что все экслибри умственно отсталые. Её отец, как и большинство библиомантов, недолюбливал этих созданий.