— Проклятые ступеньки, мне их ни за что не одолеть! — проворчало кресло.
Лампа хотела что-то возразить, но тут на лестницу вышли трое мужчин, одетых в старомодные сюртуки и жилетки, с белоснежными платками в нагрудных карманах и золотыми цепочками для часов. Их волосы были идеально уложены, в руках незнакомцы держали трости и фонарики.
Снизу раздались голоса. Похоже, там было ещё несколько непрошеных гостей, которые, по-видимому, прочёсывали первый этаж.
Лампа и кресло замерли. Они остановились у входа в южный коридор (вообще-то это было не самое удачное место для чтения). Но мужчины не обратили на них внимания, они лишь на секунду остановились, чтобы оглядеться по сторонам, и поспешили к северному крылу. Следом за ними по лестнице поднялись ещё трое и, не останавливаясь, направились на третий этаж.
— Они ищут Фурию? — прошептало кресло.
— У неё была фора в несколько минут, — тихо сказала лампа. — Если они её поймали…
— Она где-то впереди.
— Но они её догонят.
— Нет. Если она поспешит.
— Нехорошо это всё, — буркнуло кресло.
— Ясное дело. В дом ворвались грабители, и их по меньшей мере шестеро. Что уж тут хорошего?
Вдруг один мужчина выскочил обратно в коридор. Он побежал вниз по лестнице, а затем они услышали, как незнакомец кричит на первом этаже:
— Старик Ферфакс лежит мёртвый в своём кабинете!
Ему ответил женский голос, но слов лампа не разобрала. Тон показался ей очень резким. Через несколько мгновений по ступенькам поднялась изящная женщина в чёрном. Мужчина следовал за ней.
На верхней ступеньке она остановилась, будто что-то заподозрив, и посмотрела на настольную лампу и кресло. Те затаили дыхание. Женщина внимательно оглядела их, а затем указала на южный коридор, начинавшийся прямо здесь.
Мужчина кивнул в сторону северного крыла:
— Это там.
Женщина чуть замешкалась, а затем последовала за ним по коридору. Когда двое незнакомцев исчезли из виду, кресло тихо вздохнуло:
— Они сожгут весь дом вместе с нами.
— До этого пока не дошло.
— Мы будем отлично гореть, точно так же, как ковры, столы, картинные рамы и…
— Замолкни наконец!
— Всё сгорит, я тебе говорю. Тебя вытащат из-под завалов в виде погнутого куска металла, а от меня совсем ничего не останется. Даже маленькой щепочки.
— Хватит ныть, лучше пораскинь мозгами! — прошептала лампа. — Где могли спрятаться Фурия и мальчишка?
— В парке? — Кресло задрожало всеми своими подушками. Сама идея открытого пространства была ему ненавистна (оно и так постоянно думало обо всей той мебели, которую сносили вниз на улицу и продавали непонятно кому).
— Вряд ли, — ответила лампа. — Оттуда приходят чужаки. — Она немного вытянулась и заглянула в северный коридор.
Женщина всё ещё была в кабинете вместе со своими сопровождающими. Действительно ли хозяин был мёртв? Эта мысль казалась совершенно невероятной.
— Фурия и Пип побегут наверх, — вслух рассуждала лампа. — Ты помнишь чердак? — Это был вовсе не риторический вопрос, потому что память у кресла была далеко не идеальной; они вместе провели там, наверху, много лет в затхлом, душном углу, пока их не обнаружила Фурия и не упросила Вэкфорда спустить в её комнату. — На чердаке есть где спрятаться.
— Что случилось с хозяином? — спросило кресло.
Лампа недолго помолчала.
— Знаешь, что я думаю?
— Ну-ка, просвети меня.
Она нагнула свой металлический конус, размышляя, как у этого неповоротливого бегемота вдруг прорезалось чувство юмора.
— Я думаю, — уверенно сказала она, — что в этом деле по уши замешан водитель. Этот Сандерленд.
— Ты ведь его не знаешь.
— Но Фурия его терпеть не может.
— Хм-м!.. — задумчиво хмыкнуло кресло. — Может быть, он хочет избавиться от хозяина, чтобы самостоятельно распродать всю мебель в этом доме и нас заодно?
— Всё возможно. Фурия не раз говорила, что не доверяет ему. Она даже писала в своей тайной книге, что он ей не нравится.
Лампа видела каждое написанное девочкой слово.
С первого этажа донёсся душераздирающий крик.
— Это что, кухарка? — прошептала лампа.
— Ох-ох-ох…
— Пора сматываться отсюда.
— Куда? — спросило кресло. — И как?
Кряхтя от натуги, лампа повернулась на юг и заглянула в коридор.
— Мы поедем на грузовом лифте.
Паулина споткнулась о подол своего купального халата и чуть не упала. Кухарку разбудил шум, она в спешке набросила халат на плечи. Вне себя от возмущения Паулина вышла из своей спальни на первом этаже и направилась к бывшему флигелю прислуги, который находился за кухней. Сейчас на этом этаже жили лишь Вэкфорд и она, их комнаты располагались в разных концах коридора. Сандерленд ютился в каморке у ворот, и кухарка была этому очень рада. Она никогда не скрывала своей неприязни к водителю Ферфаксов. Паулину сложно было назвать робкой женщиной, вот и сейчас она посчитала, что обязана остановить беспорядки в этом доме, что бы в нём ни происходило. В лучшем случае она натолкнётся на Вэкфорда, который шарит ночью по полкам в кладовой, в худшем — на очередную бездомную кошку, которая не может выбраться из здания. Паулине даже в голову не приходило, что в резиденцию могут забраться грабители. Что им делать в этой глухомани?
Она осознала свою ошибку, лишь войдя в кухню. Картина, представшая её глазам, заставила кухарку застыть на месте. Возможно, именно поэтому четверо чужаков заметили её не сразу. К тому же их внимание было сосредоточено на Вэкфорде, который угрожал им огромным ножом для разделки мяса.
В отличие от злоумышленников он сразу же увидел Паулину. Даже в полутьме она заметила, как лицо его исказилось страдальческой гримасой. Сквозь высокие окна в помещение проникал лунный свет. За приоткрытой дверью чёрного хода виднелась серебристая лужайка. Паулина могла поклясться, что вечером запирала эту дверь на замок.
Четверо незнакомцев стояли полукругом около Вэкфорда. Элегантными сюртуками и стоячими воротничками они напоминали персонажей картин, висевших в гостиной. Портретная галерея якобы членов старинного рода на самом деле была собрана из картин, купленных в разное время на ближайших блошиных рынках. Портреты были лишь частью маскировки, с помощью которой Ферфакс пытался скрыть свою истинную личность.
Паулина прекрасно знала об этом, точно так же, как и привратник, но предпочла бы, чтоб ей вырвали язык, лишь бы не сказать врагу ни полслова. Она любила эту семью, особенно детей. И она любила Вэкфорда. Какая жестокая ирония судьбы — именно в этот момент она осознала, насколько сильным было её чувство.