Бургомистр поморщился и сказал Оландеру:
— Ну почему дети всегда так спешат, не то что мы, старики?
— Она уже не ребёнок. — Садовник снова посмотрел на Фурию так пристально, что ей стало не по себе. — Деревья реагируют на неё, как будто… — Он запнулся и вдруг спросил: — Сколько тебе лет, девочка?
— Пятнадцать.
— Как обстоят дела с сердечной книгой?
Фурия отрицательно покачала головой.
— Ждать осталось недолго, — сказал Оландер. — Для деревьев ты сияешь, словно факел. Твоя книга скоро тебя найдёт.
Фурии не очень нравился этот тип, но его последние слова придали ей сил.
— Было бы отлично.
— Мне довелось увидеть уже не одну такую историю.
Кирисс взял девочку за руку. Пальцы его казались каменными, будто внутренне он волновался гораздо сильнее, чем хотел показать.
— Боюсь, нам пора продолжать прогулку.
Вдруг из тумана вышел кто-то ещё, и Фурия поспешно выдернула свою ладошку из руки бургомистра.
— Господин Кирисс? Извините меня.
Этот голос она узнала даже прежде, чем увидела лицо говорящего, — к ним вышел Финниан. Он бросил на неё подозрительный взгляд, а затем повернулся к Кириссу.
— Прошу простить, — снова сказал он, — но у входа в теплицу стоят два господина, они хотят с вами поговорить.
Бургомистр, на мгновение сжав губы, стал чистить свой сюртук, будто стряхивая с него крошки.
— Возможно, тебе стоит пройти дальше к выходу, — сказал он Фурии.
Лицо Оландера оставалось совершенно непроницаемым, было непонятно, что он обо всём этом думает.
— Финниан её проведёт.
Парень кивнул. Фурия почувствовала себя эстафетной палочкой, которую передают от одного к другому. Ей это совсем не нравилось.
Кирисс на мгновение застыл в нерешительности, а затем взял девочку за локоть и отвёл в сторону. Наклонившись к самому её уху, он еле слышно прошептал:
— Что бы ни случилось, имей в виду: это не Академия подослала к тебе Интригу. Женщину, на которую она работает, зовут госпожа Антиква.
— Антиква? — почти бесшумно повторила она. — Как род Антиква? Из «Алого зала»?
— Да. — Бургомистр, казалось, решил, что сказал больше, чем следовало бы знать девочке. Он отошёл от Фурии и снова повернулся к Оландеру: — К выходу.
Он поспешил в обратную сторону и скрылся в том направлении, откуда они пришли несколько минут назад.
Фурия осталась рядом с садовником, она была совершенно уверена, что её так называемая маскировка не стоит и выеденного яйца. Оландер смотрел на неё так, будто пилил любимое дерево тупой пилой. Тогда Фурия перевела взгляд на Финниана, но тот тоже выглядел не особенно дружелюбным. В его глазах светился какой-то подозрительный огонёк, который Фурия не заметила при их первой встрече.
Выдержав паузу, Финниан указал на дорожку, уходившую в другую сторону:
— Нам сюда.
Но Фурия уже решила иначе. Не говоря ни слова, она поспешила за Кириссом.
— Погоди! — сказал Финниан.
Но Оландер что-то пробормотал, и парень остался на месте.
Фурия шла за Кириссом, колени её подкашивались, она заблудилась в тумане, но наконец нашла главную дорожку. Через стеклянную дверь она увидела Кирисса, стоявшего снаружи. Он разговаривал с двумя мужчинами в чёрных плащах. Фурия прекрасно узнала их силуэты, но первое, что бросилось ей в глаза, — это рыжие волосы более высокого незнакомца. Все трое смеялись.
На плечо Фурии опустилась чья-то рука.
— Вы с ними закадычные друзья, правда ведь? — Финниан отодвинул девочку на пару шагов назад, чтобы мужчины снаружи не могли её увидеть.
— Тебя это не касается! — Она оттолкнула его руку.
Выражение его лица оставалось невозмутимым.
— Просто делай, как тебе было сказано, и следуй за мной.
— Почему он говорит с полицией? — В том, как Кирисс беседовал с двумя полицейскими, было нечто доверительное.
— Он бургомистр Либрополиса. А ты, значит, его племянница.
— Я… — Фурия поперхнулась, прежде чем успела выпалить то, что вертелось у неё на языке, затем кивнула: — Да, он мой дядя. Дядюшка Корнелий.
Финниан схватил её за руку и потащил обратно, в заднюю часть теплицы. На этот раз ей не удалось высвободиться, а меряться с ним силой ей не хотелось. Финниан был выше и гораздо сильнее. Вскоре за занавесом из закладок показалась задняя стеклянная стенка теплицы. Финниан нажал на ручку двери, и они очутились на свежем воздухе.
Вместе с густым облаком пара они выбрались наружу. Перед ними открылся спуск с холма, а через сто метров начинались узкие улочки, сплетавшиеся в каменный лабиринт Либрополиса.
— Что же ты такое натворила? Почему они тебя так усиленно ищут? — спросил Финниан. — Может, стянула какую-то книгу? Или врезала кому-то из них по ноге? Не волнуйся, племяннице бургомистра они ничего не сделают. Он всё устроит.
Фурия ненавидела его за этот насмешливый тон. Ей совершенно не хотелось, чтобы Кирисс что-то устраивал. Снова перед глазами предстала картинка: бургомистр и двое мужчин, которые гонялись за ней по всему городу, мило смеются вместе. Что же здесь, чёрт возьми, такого весёлого? Пип где-то в заточении, и ему наверняка дико страшно.
«Вовсе я не какая-то там идиотская племянница!» — хотела крикнуть она ему в лицо. У парня был такой вид, будто ему не терпелось помыть руки из-за того, что пришлось прикоснуться к Фурии.
— К чёрту! — сказала она и побежала вниз с холма.
Где-то раздался свист. Или это просто скрип двери, закрывшейся за Финнианом?
Она не оглянулась на оранжерею, даже когда добежала до домиков с проходами между каменными стенами, лакированными дверями и маленькими окошками. Тысячи книг ждали её за стёклами по обеим сторонам дороги, но сегодня утешить её они не могли.
Фурия смахнула с ресниц капли влаги из оранжереи и побежала дальше, в город. Через некоторое время она почувствовала, что задыхается, в горле пекло. И вдруг перед ней выросло препятствие, поставившее крест на побеге, — высокий забор из железной сетки.
А венчала его туго натянутая колючая проволока.
На чердаке резиденции опять воцарилась тишина. Пыль давно осела. Тряпочные чехлы, которые во время погони за Фурией и Пипом упали с дряхлой мебели, скомканные, валялись на полу.
Дверь чёрного хода была открыта настежь. Лишь изредка из глубины дома раздавались едва различимые звуки. Возможно, это был просто ветер, который шелестел в дымоходах каминов и хлопал окнами.
— Думаю, опасность миновала, — проговорила настольная лампа и наклонила свой металлический абажур к кожаному креслу, нерушимо стоявшему на том самом месте, куда его отодвинули кавалеры, когда выбивали дверь; никому не пришло в голову, что кресло по собственному желанию придвинулось к двери, чтобы защитить детей.