Прошло около недели, и из Варшавы, из штаба Вали 1 (специальный орган абвера, созданный в июне 1941 года для ведения разведывательно-диверсионной и контрразведывательной работы против Советского Союза) прибыла специальная комиссия. Потрепав нервы в основном начальству и не сделав никаких оргвыводов, она укатила обратно. Они последовали позже. В начале декабря из Варшавы поступил приказ: все курсантские группы, значившиеся в денежных ведомостях Аппельта, расформировать и отчислить, его самого сняли с должности и отозвали из Краснодара. Вслед за ним та же участь постигла Руделя.
На смену ему прибыл капитан Гесс, человек с невыразительным лицом и лишенный всяческой харизмы, он, скорее, «отбывал номер», чем пытался восстановить изрядно подмоченную репутацию группы. Поговаривали, что своим назначением Гесс был обязан влиятельным родственникам по линии жены. Вскоре налаженный Руделем деловой ритм сбился — в кабинете Гесса можно было чаще встретить проходимца Шойриха, чем инструкторов, занимающихся подготовкой разведывательно-диверсионных групп. Помимо лени у него имелась и другая слабость — спиртное. Вместе с ним группа ударилась в пьянство.
При таком начальстве Петр, казалось бы, мог спокойно вздохнуть, но каждый раз, когда он встречался с Матвиенко, в нем просыпалась тревога. Ему казалось, что тот догадывается о той его роли, которую он сыграл в судьбе Аппельта. И тогда он решил более внимательно присмотреться к Василию. Первым делом со всей тщательностью изучил его личное дело. На первый взгляд Матвиенко мало чем отличался от тех, кто пошел на сотрудничество с абвером. В плен Василий попал после контузии. Вербовал его Самутин, но не как будущего шпиона или диверсанта — это был тот редкий случай, когда в штаб требовался хороший водитель. Но не только отличные профессиональные навыки, а и немногословность Матвиенко обеспечила ему место среди постоянного состава группы. Помимо этого, Петр отметил для себя и другой важный момент, который мог сыграть свою роль при перевербовке Матвиенко: его близкие — жена сын и дочь — проживали на не оккупированной гитлеровцами территории — в Туапсе.
Предлог для беседы с Василием ему не пришлось искать. Слухи о наступлении Красной армии под Сталинградом просочились в группу и, обрастая самыми невероятными подробностями, порождали панические настроения. Их усиливали сообщения разведывательно-диверсионных групп, заброшенных в расположение частей Закавказского и Северо-Кавказского фронтов, — они докладывали о накопление резервов. Одну из них Василий только что доставил с пункта переброски в Абинской. Поставив машину в гараж, он занялся своим любимым занятием — ремонтом часов. С этого Петр и решил начать с ним разговор. Поздоровавшись, он присел на табурет так, чтобы видеть его лицо. Матвиенко молча кивнул и продолжил ковыряться в металлических внутренностях дорогих, явно не рядового инструктора, часах.
— Чье хозяйство чинишь? — поинтересовался Петр.
— Шойриха, — коротко обронил Василий.
— Вот ненасытный, все ему мало.
Матвиенко никак не среагировал на эту затравку. Тогда Петр зашел с другой стороны и спросил:
— Давно приехал?
— Недавно.
— Группа вся вернулась?
— Не знаю, спроси у Шевченко, — односложно отвечал Василий.
Но Петр не оставлял надежды растормошить его и продолжил:
— Шороху-то они навели?
— Вроде да.
— В Туапсе?
— Угу.
— Твои же родные места? Небось сам рвался, чтоб своих увидеть? Вот бы радость была.
— Ага, полные штаны, — с ожесточением произнес Василий.
— Чего так? — разыгрывал недоумение Петр.
— Будто не знаешь. Там разговор один: к стенке, и все!
— Да брось ты это. Ни сегодня, так завтра будем в твоем Туапсе.
— Будем. Из Волги уже воды попили. Всыпали гансам, так Гесс теперь коньяком заливает… — Матвиенко осекся и с испугом посмотрел на Петра.
— Не смотри на меня так, Вася. Я не шкура и своих не продаю, — успокоил он его и, достав часы, попросил: — Посмотри, в последнее время что-то барахлят.
Матвиенко обмяк и, вымученно улыбнувшись, сказал:
— Оставь, сделаю.
— Что с меня?
— Ничего. Я со своих не беру.
— Спасибо. Хорошо, что такие, как ты, еще остались и за ефрейторскую лычку не продаются, — сделал многозначительную оговорку Петр и внимательно посмотрел в глаза Василию.
Тот не отвел их в сторону. В них, как показалось Петру, промелькнула тень.
«Ах ты, молчун! Все ты понимаешь с полуслова. Похоже, моя вылазка к Аппельту для тебя не секрет. Стоящий ты мужик, Вася. С тобой можно иметь дело! — порадовался в душе Петр, но осторожность взяла верх. — Стоп! Не гони лошадей! Пусть над нашим разговором покумекает, а там видно будет», — не стал он форсировать события и спросил:
— За часами, когда зайти?
— Где-то завтра, послезавтра. В общем, как будет время, — предложил Матвиенко.
— Договорились, — согласился Петр и впервые за последнее время ощутил прилив радости.
После разговора прошла неделя, но они так и не смогли встретиться. Василий постоянно находился в разъездах, а Петр вместе с Шевченко четвертые сутки безвылазно сидели в пункте заброски в Абинской. Гесс не давал команды на возвращение в Краснодар, и это наводило их на мысль, что следующие разведывательно-диверсионные группы придется возглавить им. Внезапное появление Бокка подтвердило ее. По указанию Гемприха для проведения диверсии на туапсинском нефтетерминале из постоянного состава группы формировалась особая команда «Д». Эта новость не вызвала у Шевченко энтузиазма. Четыре предыдущие диверсионные группы бесследно сгинули в суровых кавказских горах. Петр для вида тоже побурчал, а в душе порадовался — появлялся шанс восстановить связь со своими.
По приезде в Краснодар его вызвал Гесс. Он — любитель пышных фраз, и когда находился в ударе, то Геббельс отдыхал, — начал речь с мессианской роли арийцев, а затем обрушился с гневными тирадами на ненавистных большевиков и евреев. Не оставив от них камня на камне, Гесс объявил, что ему — Петру и еще семи лучшим из лучших выпала величайшая честь решить судьбу битвы за Кавказ — взорвать нефтетерминалы в Туапсе.
В число семи вошел и Матвиенко. Гесс лез из кожи вон, чтобы доказать Гемприху в Запорожье и Штольце в Берлине, что с его назначением они не прогадали. То, что не удалось сделать его предшественникам — Гопф-Гойеру и Руделю — выполнит он, капитан Гесс. Ради этого он пожертвовал лучшим водителем группы. Василий имел несчастье вырасти в Туапсе, и Гесс рассчитывал, что именно ему удастся вывести диверсантов на нефтетерминалы.
Это подтолкнуло Петра к решающей беседе с Матвиенко. Нашел он его в учебном классе. Под руководством Бокка бедолага пытался освоить азы топографии. Мастер золотые руки, Василий, чувствовал в ней себя ребенком, заплутавшим в дебрях азимутов и градусов. Не меньше его измучился фельдфебель и потому был рад, когда ему на смену пришел Петр. Матвиенко тоже перевел дыхание. Для него были более понятны уловки советской комендатуры, которые применялись в документах красноармейцев, чтобы выявить агентов абвера.