— Коса, а если ударить с двух направлений? — нарушил затянувшееся молчание Апсар.
— А что это даст? Они легко перебьют нас поодиночке! В одном кулаке есть еще какой-то шанс, — возразил Гедлач Авидзба.
— Стоп! Не спеши! — остановил брата Коса и потребовал: — Апсар, продолжай!
— Надо собрать ударный отряд, зайти Коньяру в тыл и отвлекающим ударом оттащить от ущелья, — пояснил тот.
— А в это время основные силы, раненые, женщины и дети выскользнут из западни! — ухватился за мысль Коса.
— Так и надо сделать!
— Это выход!
— Если не себя, так детей и жен спасем! — дружно поддержали Апсара другие воины.
Общий вздох облегчения прошелестел в комнате. Это был призрачный, но все-таки шанс, и воины оживились, теперь все внимание заняла подготовка ударного отряда. От добровольцев не было отбоя, но Коса Авидзба и Апсар Атыршба оставались неумолимы. Они строго выполняли старый, установленный далекими предками закон — тот, кто был единственным в роде, не мог себе позволить чести умереть за других.
На следующий день восемьдесят бойцов были готовы пожертвовать собою и с наступлением сумерек выступили в поход. По тайной горной тропе, известной лишь абреку Абзагу Гумбе, отряд, которым командовал Коса Авидзба, стремительным маршем преодолел семнадцать верст и на рассвете вышел на правый берег Гумисты. Коньяр, видимо, был уверен в себе, и те редкие секреты, что стояли на основных тропах, горцы без труда обошли стороной. До лагеря оставалось еще около двух верст, но Коса решил не рисковать, и отряд, укрывшись в ущелье, сосредоточился для решающего ночного броска…
Спустя сто двадцать девять лет на тех же самых берегах все повторялось вновь. Разведгруппа Кавказа Атыршбы затаилась среди камней перед бродом через Гумисту. Он и с ним Ибрагим, Ахра, Окан и Масик напряженно вслушивались и всматривались в ночную тишину, пытаясь обнаружить вражескую засаду.
После минутного затишья подозрительный шум на противоположном берегу повторился, и в нем ухо опытного охотника Ахры различило характерный всхрап дикого кабана. Он перевел дыхание и шепотом передал по цепочке:
— Все нормально, ребята! Кроме нас и кабанов, никого нет.
— Отлично! Это хороший знак! — оживился Кавказ и распорядился: — Приготовиться к переправе! Ахра, разведай подходы к перекату и как следует проверь кусты!
— Может, заодно и раков пошарить? — хмыкнул тот. — Я…
— Шарить будем в другом месте! — оборвал Кавказ и приказал: — Масик, прикрываешь! Все, ребята, разговоры закончились, вперед!
Две серые тени разведчиков бесшумно соскользнули с крутого берега и растаяли в белесом тумане, поднимавшемся над рекой. Прошло несколько томительных минут, и из-под скалы с противоположного берега дважды ухнул «филин».
— Пошли, ребята, наша очередь! — позвал за собой Кавказ и первым спустился к реке.
Разведчики сняли ботинки с брюками, свернули в охапку и, страхуя друг друга, двинулись на перекат. Ледяная вода обожгла икры, и через мгновение Ибрагим от холода не чувствовал под собой ног. Подошвы скользили, словно по мылу, на обросших мхом камнях, а стремительное течение грозило опрокинуть в реку. Он старался не отстать от необъятной спины Масика, маячившей перед глазами, и, не обращая внимания на ссадины, пытался устоять, чтобы не свалиться в воду.
До берега оставались считаные метры, и тут непослушные ноги потеряли опору, но крепкие руки Кавказа не дали упасть. С трудом выбравшись на берег, Ибрагим кулем свалился на землю. От озноба зуб не попадал на зуб, а тело задеревенело.
— Это тебе не Анталья, — посочувствовал Ахра.
— Чего зубы скалишь! Лучше бы дал согреться! — цыкнул Масик, снял с пояса фляжку и предложил:
— Ибо, глотни, полегчает! Потом разотри ноги.
— Я… Я не… не пью, — стуча зубами, пролепетал тот.
— Аллах или кто там у вас главный, он все простит. Здоровье дороже, пей! — поддержал Ахра.
Ибрагим воротил голову от фляжки. От запаха спирта его тошнило.
— Пей! Нам не нужен паровоз под носом у гвардейцев! — насел Кавказ и силой затолкал в рот горлышко фляжки.
После второго глотка Ибрагим едва не задохнулся. Рот и горло обожгло нестерпимым огнем, а из глаз брызнули слезы. Кружка с водой, которую он опустошил одним махом, притушила заполыхавший внутри огонь. Прошла секунда— другая — и грудь обдало приятным теплом, голова закружилась. Ему стало тепло и легко. Он вскочил на ноги, и здесь его повело.
— Ибо, ты можешь идти?! — всполошился Кавказ.
— Э-э д… — заплелся язык у него.
— Похоже, лишку дали, — с тревогой произнес Окан.
— Закосел парень. Мусульманин, ну что с него возьмешь, — посочувствовал Ахра.
— Помолчи! — оборвал Кавказ и, подтолкнув Ибрагима в спину, подбодрил: — Держись! В дороге разойдешься.
Он спешил поскорее покинуть опасную зону. Разведчикам это не требовалось объяснять. Придерживая оружие, чтобы оно не громыхало, они старались не отстать от Ахры. Опытный охотник, он только по известным ему одному приметам находил тропу и уверенно вел группу к цели. Долгий и затяжной подъем — по обрывкам фраз Ибрагим догадался: это была гора Ахбюк — измотал разведчиков. Здесь, на высоте, еще чувствовалось дыхание прошедшей зимы. Ноги скользили по затянутым льдом лужам и плотной корке прошлогоднего снега. После перевала стало легче, но Кавказ не делал передышек, рассчитывая до рассвета выйти на место.
Они прошли еще около десяти километров и к восходу солнца добрались до высотки, нависавшей над районом села Ачадара и западной частью Сухума, более известными в народе как Лечкоп. Где-то в этих местах, по данным разведки, гвардейцы зарыли танки и установили артиллерийские батареи. Они сидели как кость в горле у ополченцев. Их огонь не только накрывал передовую на Гумисте, но и наносил немалый урон тыловым порядкам. Под дулами грузинских батарей в дневное время нечего было даже думать о переброске подкрепления и боеприпасов на линию фронта.
Кавказ дал команду залечь, а сам, маскируясь за кустарником, внимательно осмотрел из бинокля склон, с которого открывался вид на Лечкоп. Его взгляд привлекла сторожка пастухов, не заметив ничего подозрительного, он решил, что более подходящего места для отсидки группы не найти, и распорядился:
— Ребята, короткими перебежками к кошаре!
Рассыпавшись веером, разведчики подобрались к ней и стали наблюдать. Время шло, но никаких признаков жизни глазастые Масик с Ахрой так и не заметили. Тем не менее опытный и осторожный Кавказ не спешил идти под крышу кошары и послал Окана проверить ее. Тот беззвучно растаял в кисельной пелене, а когда вернулся, то на его лице играла довольная улыбка.
— Командир, шашлык не гарантирую, бараны все разбежались, но крышу над головой обещаю! — бодро доложил он.
— Я не привередливый, согласен и на кофе! — оживился вечно голодный Масик.