– Где она?! – возопил священник.
– У меня в малой гриднице лежит, в шкафчике, – опешил от такого напора князь, но в глаза собеседнику по-прежнему не смотрел.
– Совсем очумел! – всплеснул руками отец Николай. – Святыню в шкафчик запихать, будто щепку простую! Ты бы ее еще под кровать себе засунул! Ну, от Михал Юрьича, изобретателя нашего, и не такого ожидать можно было, но от тебя, княже!..
– Да я… – князь хотел уже выпалить про то, что никакая это не частица, но священник и слова не давал вымолвить:
– Это ж всем святыням святыня – понимать надобно. Ей же и въезд праздничный организовать требуется. Ай, ладно, – махнул он бесшабашно рукой. – Подождет пару дней наш митрополит. Не беда. А я сам всем займусь. Чтоб торжественно все прошло.
– Прости, отче, но я… – вздохнул Константин сокрушенно и тут же снова был перебит.
– Бог простит, а впредь такого не делай, – наставительно заметил отец Николай. – Хотя что это я, – он стыдливо хихикнул в кулак, – нешто такая великая удача дважды подряд улыбнется. Ну да ладно. Пойдем, пойдем, – заторопился он, увлекая за собой Константина. – Немедля святыню извлечь надобно. Я ею самолично полюбоваться хочу. Ишь чего удумал, – бормотал он на ходу. – В шкафчик запихать, будто деревяшку простую.
Идти от пристани до терема было не так уж и близко, и времени князю вполне хватило бы, чтобы сознаться. Но как это сделать, когда священник, окрыленный предстоящей встречей со святыней и летевший на всех парусах, практически не давал и слова вымолвить. Нет, Константин честно пытался, но…
– А ты когда же ее выкупил-то? – поинтересовался отец Николай.
– В конце весны еще, – смущенно ответил князь. – Только, отче…
– И до сих пор молчал?! – ужаснулся тот. – Мог бы, по крайности, мне сказать или хоть шепнуть. Да и вообще, не пойму я, чего тут таиться?
– Да я хотел, – промямлил Константин. – А потом все как-то дела, дела… Ты уж извини меня, отче, что я так поступил. Я же как лучше…
Решимость рассказать все как есть таяла с каждой минутой, но князь еще честно пытался сознаться. Пытался, но не успевал.
– За что извинять-то? – искренне удивился священник, снова перебивая князя. – За то, что не все три отправил, а оставил одну? Вот чудак! Да я бы сам на твоем месте две оставил, чтоб в Рязани их больше, чем в Киеве, было!
– Так если бы они… – еще пытался что-то пояснить Константин.
– Не-ет, тут ты явно поторопился, – совершенно не слушая его, бормотал отец Николай.
– Понимаешь, отче, я все ломал голову, как за десятину оправдаться, которой нет, и взять ее неоткуда, ну и…
– Да ладно уж тебе, – отмахнулся на ходу священник. – Содеянного не вернуть. Сам вижу, что жалко тебе. Конечно, в каждый храм по одной и вовсе славно было бы, но и одна – тоже здорово! Шутка ли – частица креста господня! Это же… – Отец Николай даже остановился на секунду и, не в силах выразить переполнявшие его чувства словесами, безмолвно поднял руки в молитвенном экстазе.
Впрочем, он тут же продолжил свое стремительное движение, продолжая тащить за собой князя, который лепетал на ходу:
– Я и подумал: дай, мол, отправлю. А одну оставил, чтоб вера была…
– Да уж, вера теперь будет о-го-го, – краем уха все-таки уловил священник отдельные слова своего спутника. – Народ теперь валом в храм пойдет. Это ж здорово-то как – нигде нет, ни во Владимире, ни в Суздале, ни в Ростове, ни в Новгороде Великом, а у нас имеется! А монаха-то как звали? – перескочил вдруг он на другое.
– Какого? – даже не понял поначалу князь.
– Ну, того, который скончался по дороге, – пояснил священник.
Это был очень хороший момент. Оставалось сказать, что не было никакого монаха и вообще все это от начала и до конца выдумка. Константин так и сказал бы, но эта идея пришла ему в голову слишком поздно. Вместо этого он ляпнул:
– Феофан или Феогност. А я хотел тебе сказать, отче, что…
– После, после, – нетерпеливо отмахнулся священник, то и дело переходя на легкую трусцу вместо быстрого шага и не выпуская рукава ферязи Константина.
Вот так, чуть ли не волоком, и дотянул он князя до малой гридницы, нетерпеливо подтолкнув к шкафчику со словами:
– Извлекай с богом.
Константин нехотя достал из самого верхнего отделения злополучную щепку и протянул отцу Николаю.
– Дерево как дерево, – попытался он в очередной раз начать свое саморазоблачение.
Какое там.
– Да ты что ж ее так грубо хватаешь. Так и залапать недолго, – запричитал священник.
Он бережно, самыми кончиками пальцев, перенял эту щепку, затем вытянул эту руку далеко вперед, а сам опустился на колени.
– Сам ты дерево, – попрекнул он умиленно Константина и тут же снова полностью погрузился в созерцание святого чуда. – Невелика, – бормотал он вполголоса, разговаривая сам с собой и не переставая любоваться драгоценной реликвией. – А с другой стороны, как она может большой быть? Не-ет, шалишь. Вот эти большие как раз и есть обман. Разве они дошли бы до наших дней? Да ни за что на свете! А вот такая малюсенькая, сколок, как раз и уцелела. Даже запах от нее идет древний, стариной отдающий, из Иудеи или… погоди-ка, может, это пот Христа так ее пропитал, а?.. Ну да, ведь потел же он. Непременно потел, жарко там было. Опять же солнце на Голгофе сильное, а он… Да вот же и пятно. Точно пот, хотя вроде темновато оно для пота… Неужто?!
Он наконец-то соизволил повернуться к князю, стоящему чуть сзади коленопреклоненного священника, да и то лишь потому, что ему непременно нужно было поделиться с кем-нибудь своей гениальной догадкой.
– Костя! – не сказал, а выдохнул он, с усилием проглотив комок, подкативший к горлу. – Сынок мой золотой! Это же кровь Христа. Как же я сразу-то ее не признал. Это же… – Он больше не мог говорить и снова замолчал.
– Может, и впрямь кровь, – мрачно ответил князь. – Во всяком случае, сильно похоже, – совершенно искренне заметил он, присматриваясь в свою очередь к щепке.
«Вот только Христос тут совершенно не при дедах, – продолжил он мысленно. – И апостолы со святыми тоже к бабке той навряд ли хоть раз заходили».
Но как сказать это вслух человеку, который чуть не плачет от умиления, хотя погоди-ка.
Константин присмотрелся повнимательнее. Да нет, не чуть. Из глаз отца Николая вовсю текли слезы. Руки его, держащие деревяшку – будь она неладна, – тряслись крупной дрожью.
– На-ка, прими ее у меня, – протянул священник свою реликвию князю и пожаловался: – Еще миг и выпущу из перстов, а перехватить тоже мочи нет. Вот что значит святыня. Обычная-то щепа легче легкого, а эта столь тяжела, будто из свинца отлита. Прими, милый.
«Взять бы её сейчас да с маху об колено, заразу этакую, – подумал Константин, неохотно принимая деревяшку, и засопел раздраженно. – Нельзя теперь. Поздно. Его тогда точно кондрашка хватит».