Вячеслав внимательно посмотрел на князя и утвердительно кивнул:
– Сам вижу, что хватит. Ну, тогда ответь мне, как на духу, только без вранья, у тебя к Ростиславе как, серьезно, или так себе, увлеченность пополам с влюбчивостью?
– Жена моего лютого врага… – начал было высокопарную речь Константин, но воевода тут же досадливо оборвал его:
– Я же просил без вранья. Не хочешь правду сказать – вообще ничего не говори. Пойму и не обижусь. Не забывай, мне в двадцатом веке почти тридцатник стукнуло – не сопляк, чай. И не из-за праздного любопытства вопрос задаю – для дела надо.
– А что, с ней что-то случилось?! – резко повернулся к Вячеславу Константин.
Пожалуй, даже чересчур резко. Настолько, что чуть не выпал из саней, но был вовремя ухвачен за воротник бдительным воеводой.
– Нарезались вы, ваше благородие. Это я виноват, не доглядел, – бормотал он, усаживая Константина поудобнее и заботливо кутая в медвежью полсть. – Думал подпоить тебя да все выведать, – вздохнул он. – А вот не рассчитал маленько. В порядке твоя Ростислава – не боись.
Константин медленно и очень осторожно снял с мизинца правой руки маленький перстенек и молча протянул его другу.
– Это что? – не понял воевода.
– Она подарила, перед тем как… ну, тонула. Там на внутренней стороне надпись выгравирована – прочти и все поймешь.
Вячеслав долго вертел в руках перстенек, но затем, отчаявшись прочитать, протянул его обратно князю.
– Что-то шрифт уж больно мелковат, – пожаловался он. – Ты лучше сам мне зачти.
– «Ничтоже от любве крепчайше», – медленно произнес Константин, даже не глядя на гравировку.
– Очень поэтично, – туманно заметил воевода. – Если бы еще кто-нибудь перевел, то совсем бы хорошо было.
– Ничего нет крепче любви. Так что у меня все очень серьезно, Слава. Ты даже не представляешь, насколько, – вздохнул Константин и переспросил с тревогой: – С ней и правда все хорошо?
– Да-а, – задумчиво протянул воевода. – Не нравится мне все это, ох как не нравится. Ведь она же – не забывай – жена твоего злейшего врага.
– Так что с нею? – настойчиво переспросил Константин с еще большей тревогой в голосе.
– Господи, да что ж ты так испереживался-то весь. Сказал же я – жива она, жива и здорова, и вообще все в порядке… у нее.
– А у кого не в порядке? – не отставал князь.
– Будто не знаешь, чья она жена, – хмыкнул Вячеслав.
– Он что – умер?! – ахнул Константин.
И не понять, чего в этом возгласе было больше. То ли сожаления, но лишь оттого, что это ее муж и сама его смерть, невзирая ни на что, все равно причинила бы ей определенную боль, то ли – чего уж тут таиться – облегчения, густо настоянного на радости. Скорее, последнего.
Говорят, что грешно радоваться смерти любого человека. Грешно, даже если он самый закоренелый преступник, негодяй и убийца, казненный по приговору суда. А уж если не можешь сдержаться – радуйся не самому этому факту, а тому, что есть еще справедливость на свете, ликуй не оттого, что палач его повесил или голову отрубил, а тому, что правосудие восторжествовало, хоть и с большим запозданием, но это уж как водится. У Фемиды-то повязка на глазах, слепая она, считай, а слепые и ходят медленно, и все свои поступки совершают тоже без спешки.
Понимал все это Константин умом, а вот сердце сдержать не мог. Известное дело, они с разумом испокон веков не в ладах.
– Живой он, гад, – буркнул Вячеслав. – Знал бы я, что ты так его смерти радоваться станешь, я бы его, гадюку, еще под Коломной удавил бы. Да и давить бы не понадобилось, – чуть подумав, добавил он. – Там и всего-то оставалось – не перевязать вовремя.
– А теперь, Слав, представь, каково мне было бы в роли убийцы ее мужа выступать? – поправил его с укором Константин и вздохнул. – Значит, живой, – протянул он с сожалением.
– И живее всех живых, – заметил воевода. – Он еще нас с тобой переживет. К нему уже князья черниговские и новгород-северские в Переяславль зачастили. Чую, не успел оклематься, как опять что-то замышляет.
– Да он и ходит-то, поди, до сих пор еле-еле. Куда ему козни затевать? – вступился справедливости ради за Ярослава Константин.
– Чтоб других на нас натравить, много здоровья не надо, – откликнулся Вячеслав. – А то, что науськивает, так это точно. Только теперь он коалицию сбивает, чтоб всей толпой навалиться, а это верных сто тысяч, если не полтораста.
– Ну, и у нас, если всех собрать, тоже под пятьдесят будет, – возразил князь.
– Знаешь, Костя, – задумчиво произнес воевода. – Я, конечно, в сорок первом в армии не служил. Как да что там было – не знаю. Может, и впрямь деваться было некуда, когда в Подмосковье под немецкие танки десятки тысяч людей необученных клали. Только знаю одно – сейчас у нас не сорок первый год и сопляков деревенских и прочую шелупонь гражданскую с вилами или там с косой в руках я в твое ополчение не призову. Сам не буду, да и тебе не позволю, хоть ты мне и друг. Во всяком случае, пока я у тебя на должности верховного воеводы стою. Я лучше Рязань сдам, – и тут же поправился: – Временно, конечно. То есть мне всякие политические штучки-дрючки до лампочки, хотя здесь, наверное, правильнее будет говорить «до лампады». Словом, коль деваться некуда, лучше буду тактику Кутузова использовать, но народом необученным дыры затыкать не стану. Так что, если тебя что-то не устраивает в моих соображениях, ты сразу скажи, я уволюсь. Деньжат ты мне подкинешь – я их честно заработал, построю где-нибудь возле Оки теремок и буду жить припеваючи. Мне ж много не надо.
– Да чего ты так развыступался-то, – примирительно толкнул друга в бок Константин. – Согласен я во всем. Разве что со сдачей Москвы, то есть Рязани, малость неприятно. Да и то лишь потому, что у местных князей есть дурная привычка. Они, когда к соседу воевать приходят, начинают изгаляться, как свиньи последние. Крестьян в полон забирают, села жгут, скот угоняют. Короче, ведут себя не как русские, а как фашисты какие-нибудь.
– Спасибо за информацию. Обязательно учту.
– Не за что. А кстати, что ты там про Ярослава говорил? Источник-то надежный?
– Куда уж надежнее, – хмыкнул Вячеслав. – Ты обратил внимание, что с тобой Вейки давно нет? Я ее давно к жене, гм, – он кашлянул и смущенно поправился: – К Ростиславе отправил. Это еще до того, как у тебя рецидив случился. Ну, пообщались малость. Деваха она смышленая, сразу поняла, что от нее нужно. А для связи я тоже человечка подобрал, которого как раз в Переяславль отправил, и даже раньше, чем всю эту семейку. Ну, чтоб обжился там, и подозрений не возникало. Да ты его знаешь – Любомир, который и свиданки тебе в свое время с Купавой устраивал, и с Хвощом ты его посылал ума-разума в посольствах разных набираться.
– Я же его в дружину обещал принять, – вздохнул Константин. – Обманул, выходит. Княжеского слова не сдержал.