Он еще успел удивиться тому, как остро им вчера была воспринята такая ерунда, как побег попика, прежде чем до него дошел смысл ответа Вячеслава:
– Да вот как только виски твои седые увидел, так сразу и осознал. Ты уж не сердись на дурака тупого,
– Какие виски? Чьи? – все равно не понимал или не хотел понимать Константин.
– Твои виски, – терпеливо и непривычно серьезно, будто разговаривая с больным, пояснил Константину воевода.
– А почему седые? – продолжал играть в непонимание князь.
– Из-за переживаний? – высказал догадку Вячеслав.
– Ну, будем считать, что из-за них, – хрипло откликнулся Константин, решив не рассказывать пока, из-за чего он на самом деле поседел.
Впрочем, он и не солгал, ведь во сне ему и впрямь пришлось пережить такое, что и сравнить-то в жизни не с чем.
Хотя нет, стоп!
И словно молния вспыхнула в его голове, при свете которой ярко осветились все самые темные закоулки памяти, в том числе даже такие, которые ему самому лишний раз чертовски не хотелось ворошить. Шалишь, брат. Сравнить-то, оказывается, было с чем, но от этого стало еще страшнее. И он понял, что нужно делать.
Бывает, что главный герой героически сдвигает брови и сурово заявляет, что некая смертельная угроза – это его проблемы. Затем он скорбно уходит, чтобы одолеть бесчисленное множество врагов с автоматами Калашникова в руках.
Константин таким героем не являлся, сам себя им никогда не считал и не испытывал особого желания таковым стать. Он не бегал жаловаться в жилетку по пустякам, не закатывал глаза, не заламывал руки. Но в некоторых случаях, трезво все обдумав и взвесив, он просто понимал, что именно тут, в данной конкретной ситуации, его одного будет маловато. То есть может и хватить, что вряд ли, а может и нет, что скорее всего.
Вот и сейчас он пришел к тому же выводу. Только с кем конкретно посоветоваться? Друзья? Доброгнева? Нет, все это было не то.
Однако почти сразу же он вспомнил, что есть у него один мудрый человек, который как раз именно в этой ситуации мог бы дать ему мудрый совет. Не зря же он приснился – ой, не зря. А раз решение принято, оставалось только претворить его в жизнь. Но срочно! Немедленно! Иначе можно и не успеть.
Константин быстро вскочил с кровати и бросил отрывисто:
– Слава, все на тебя здесь возлагаю, а мне срочно нужны сани со сменными лошадьми и десяток дружинников.
– А ты сам-то… куда? – оторопел от неожиданно выказанной прыти друга воевода.
– Я к Всеведу. Вопрос жизни и смерти! – честно ответил Константин, лихорадочно одеваясь.
– Чьей жизни и чьей смерти? Да скажи толком – чего кота за хвост тянешь! – озлился вдруг Вячеслав.
– Моей жизни и моей смерти, – пояснил Константин и добавил: – Смерть возможна, если я до ночи не успею добраться до Всеведа.
– А еще яснее? – продолжал допытываться воевода.
– А еще яснее я и сам себе толком не могу объяснить. Чувствую, и все тут, – поставил жирную точку князь и поторопил друга: – Слава, срочно давай.
Сил еще хватало, чтобы пошутить о чем-то нейтральном перед отъездом, но, как оказалось, шутка была не очень удачной, потому что Вячеслав, выслушав ее, скривился, как от нестерпимой зубной боли, и поинтересовался:
– A y тебя вообще-то как с самочувствием? Не заболел случайно? – и выразительно поскреб у виска указательным пальцем.
– Пока нет, но если еще одна такая ночка выдастся, то я точно заболею, – уверенно пообещал Константин, чем еще больше озадачил воеводу.
По пути к Рязани их настигла вьюга. К ночи они едва успели добраться до Переяславля-Рязанского, остаток дороги проделав чуть ли не на ощупь, чтоб не сбиться.
В Переяславле Константин приказал, чтобы дружинники устроили дежурство у его кровати, разбив ночь на пять смен. Каждой смене он поставил только одну задачу – будить самого князя каждые десять минут, засекая время по песочным часам.
Впрочем, насчет десяти минут сказано было образно. Константин сам толком не знал, за какое время песок целиком пересыпался в нижнюю часть этого древнего прибора, но это было и не столь важно – десять минут, девять или двенадцать. Главное, чтобы ему не успел присниться вчерашний кошмар.
Дружинники честно бдили и честно будили, отчего голова Константина к утру невыносимо раскалывалась, в ушах что-то непрерывно звенело, а виски ломила тяжелая тупая боль.
До следующей ночи они все-таки успели домчать до Всеведа. По пути от дикой скачки из двадцати четырех лошадей – у каждого была вторая на смену, а в сани запрягали парами – осталось всего четырнадцать. Остальные пали по пути, да и те, что оставались в живых, выглядели не лучше.
Но окончательно добил Константина суровый приговор Всеведа. Едва князь появился близ уютного костра на заветной полянке и радостно поздоровался со старым волхвом, как тот, даже не приподнявшись навстречу дорогому гостю, а лишь тревожно всмотревшись в него, вместо приветствия сразу же вынес мрачный вердикт:
– Темнеешь,
– Стало быть, все-таки Хлад, – выдохнул обреченно Константин и как куль с зерном, тяжело и бесформенно, брякнулся рядом с костром, чуть ли не усевшись прямиком в жаркое пламя.
Впрочем, даже если бы и рухнул в него, то вряд ли заметил бы, пока не загорелся всерьез. Отныне любая опасность была для него ерундой и пустяком, не заслуживающим внимания, по сравнению с тем, с каким «милым и славным» старым знакомым предстояло ему встретиться. Как скоро? Да как только уснет, а человек без сна может продержаться всего несколько суток – это Константин знал точно.
Он с надеждой взглянул на старого волхва, но тот лишь сурово нахмурил брови и мрачно засопел. Сказать ему было явно нечего.
О, страшных песен сих не пой
Про древний хаос, про родимый!
Как жадно мир души ночной
Внимает повести любимой!
Из смертной рвется он груди,
Он с беспредельным жаждет слиться!..
О, бурь заснувших не буди —
Под ними хаос шевелится!..
Ф. И. Тютчев
– Не думал я, что он так скоро свой голос поднимет из твоего нутра, – проворчал Всевед, внимательно выслушав Константина.
Впрочем, он его не только выслушал, но и вопросов накидал – будь здоров. Для начала волхв детально разобрал весь сон. Интересовало его буквально все: как бежал князь, где именно бегал, куда и откуда, с какой скоростью, где прятался и так далее. Выяснив это, он сделал короткий, но глубокомысленный вывод:
– Не сдаешься – это хорошо. Убегаешь – это еще лучше. Борешься – это ты и вовсе молодец.
Далее разговор перешел к Хладу. И снова рекой полились вопросы, после которых Всевед сделал новый вывод, еще короче и еще туманнее: