– Так, новенькие! Дега, Умник… На выход! – скомандовал Комбат.
– С вещами? – попытался еще сострить Дега, видимо, по инерции.
– С мебелью! Быстро, шагом марш!
Мы втроем вышли во двор.
Над миром сгущалась ночь. Опускающаяся с неба темнота придавливала остатки красного закатного света к горизонту. До окончательного наступления сумерек оставались считаные минуты.
У меня привычно засосало под ложечкой, неуютно стало на открытом пространстве. Пришлось напомнить себе, где я нахожусь, чтобы страх отступил.
Здесь безопасно и свободно.
А там – за окружающей Монастырь водной гладью, по которой, будто масляные пятна, бесшумно растекаются красные отсветы, – лежит совершенно иная реальность, где существовать возможно лишь с боязливой оглядкой. И реальность эта начинает сейчас обычное свое погружение в очередную фазу кромешного ужаса…
О чем с нами будет сейчас говорить Комбат, я приблизительно догадывался. В любой большой ватаге так принято: вступающие в нее перво-наперво имеют предварительную беседу с кем-нибудь из старшаков. Чтобы четко уяснить свои будущие права и обязанности. Потом, как правило, следует испытание, на котором новички доказывают, что достойны оказанной им высокой чести… Какое, любопытно, для нас здесь испытание устроят?
Откуда-то с темных берегов долетел до нас едва слышный вой, тонкий и колеблющийся, будто лезвие пилы.
«Да какое бы ни устроили, – подумал я, передернувшись от этого воя, – из кожи вон вылезем, но пройдем. Лишь бы подольше не возвращаться обратно…»
Комбат поднял воротник своего бушлата, обернулся к нам, оперся спиной о парапет. Я вдруг подумал, что он, должно быть, много старше, чем показалось мне с первого взгляда. Глаза у него были такие… тусклые, устало слезящиеся, с густо испещренными красными прожилками белками.
– Освоились? – с неожиданной тепловатой простотой осведомился он.
– А то! – бодро откликнулся Дега.
– Ну и как вам здесь?
– Супер! – отчеканил Дега. – Копов нет… настоящих то есть. Зверьем и не пахнет. И вообще… запираться, окна занавешивать, прятаться ни от кого не надо. Еще бы по хозяйству не напрягали, вообще полный расслабон был бы!
– Полного расслабона, уж извини, не получится. А насчет всего остального – ты прав. Я бы и сам отсюда не уезжал, будь моя воля. Да… Вы вот вряд ли это хорошо помните, а ведь когда-то повсюду на земле люди так и жили, как сейчас вы в Монастыре: ни от кого не прячась и никого не боясь.
– Ну уж, – не удержался, чтобы не усомниться, я. – Можно подумать, раньше, до зверья-то, жизнь сплошной марципан в шоколаде была…
– Если с нынешней сравнивать – именно марципан и именно в шоколаде. Да еще с кремовыми розочками сверху… Времена, когда одна из самых трудноразрешимых проблем у человека – высокий процент по ипотечным выплатам, – согласитесь, неплохие времена.
– А что такое ипотечные выплаты? – поинтересовался Дега.
Я наскоро объяснил.
– Это ж сколько народу раньше было, если на всех жилья не хватало? – поразился мой кореш. – У нас с этим проще: в каждом доме половина квартир пустые, вселяйся не хочу… – Он на мгновение задумался. – Это ж сколько народу за последние шесть лет повыкосило?..
Комбат достал из кармана бушлата пачку «Кадетских», предложил нам. Мы не отказались.
С этим суровым армейским куревом мы уже были знакомы. В гагаринских шалманах и лавках перебои с табаком случались частенько, но запас «Кадетских» у барыг имелся всегда. «Покурить есть чего?» – «Нет». – «Ну, давайте тогда «Кадетские»…» Таков был неизменный диалог между покупателем и барыгой, когда ни на прилавке, ни под оным нормальных сигарет не наличествовало…
Да, сейчас мы с Дегой и «Кадетским» были рады. Наши-то запасы почти кончились…
С отвращением затянувшись, я выпустил шершавую, застревающую в горле струю дыма.
– Спрашивайте, – проговорил вдруг Комбат. – Сегодня я уполномочен лично Всадником ответить на все ваши вопросы.
От неожиданности я закашлялся.
– Что угодно спрашивать можно? – живо поинтересовался Дега.
– Что угодно.
– А… Когда звери в том зоопарке закончатся, нас чем кормить будут?
– Да погоди ты со своей ерундой! – оттолкнул я кореша. – Все, что хотим, можно спрашивать?
– Ну, я же сказал вам…
– Как вы намереваетесь мир изменять? – задал я вопрос. – Ну, возвращать его в то состояние, в котором он был до двенадцатого года?
– Ты что? – пихнул меня в свою очередь Дега. – Это ж секретные сведения! Я уже у отца Федора спрашивал, а он меня отшил…
Комбат усмехнулся:
– Да нет никакого секрета. Просто раньше не имело смысла вам эту информацию давать. Не поняли бы. Или поняли, но не так. Да вы и сейчас вряд ли способны… Сколько вы в Монастыре? Даже и неделю не живете…
– За недоумков нас держите? – обиделся Дега. – Рассказывайте, какой вы там способ придумали. Мы поймем!
– Ну, во-первых, не мы придумали, а Всадник. Во-вторых, не придумал, а разработал. Вывел путем логических измышлений и обосновал… Итак, что послужило причиной катастрофы? Психоэмоциональный всплеск чудовищной мощности. Именно этот всплеск и произвел… условно говоря, трещину в реальности нашего мира… Ну, это-то вам должно быть понятно, это вы наверняка и раньше не раз слышали. Идем дальше. Так вот, Всадник выдвинул теорию: закрыть ту трещину возможно лишь посредством психоэмоционального импульса такой же мощности, как и у того – первоначального, разрушительного, но противоположной полярности. Только и всего. Правда, просто?
– Э-э-э… – сказал Дега.
– Пока ничего сложного, – сказал я.
– Идем дальше, – снова проговорил Комбат. – Психоэмоциональный всплеск двенадцатого года – явление, уникальное по своей глобальности. И повторить его вряд ли удастся. Потому что теперь не двенадцатый год, а двадцать пятый. Человечество давно разобщено, каналы всемирной информационной коммуникации разорваны. Единственное, что осталось, – радиосвязь, функционирующая далеко не везде, да локальные проводные сети (не считая специальных каналов связи, конечно). Чего для общедоступного – в мировом масштабе – обмена информацией явно недостаточно. Какой из этого следует вывод?
Комбат выдержал паузу. По очереди посмотрел на нас. Мы молчали. Мы не знали, какой из всего этого должен следовать вывод.
– А вот какой, – продолжал он. – Заданный импульс необходимо накопить. Постепенно, шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком создавать психоэмоциональный фон, до тех пор, пока он не достигнет критической мощности. Все еще ничего сложного?
– Ну-у-у… – протянул Дега.
– Да вроде бы все ясно… – сказал я. – Почти. Про мощность, по крайней мере. Про накопление. А вот по поводу полярности…