– Вот он, держу!..
– Тварь! Это не он, а я… хррр…
– Я его порвал!
– Умираю…
– Черный убит!..
– Одноглазу горло писанули!
– А-а-а! Мне кто-то сухожилия на ногах перерезал!..
– У-у-у!.. Глаза! Мои глаза!..
Наверное, большинство все-таки сразу смекнуло, что рыцарь действует не сам. Да и гибель бригадиров моментально остудила самые горячие головы. Запоздало вспомнились слова о каком-то ордене Справедливости, пароли и фраза, после которой свет и в самом деле погас. А жить хотели все, самоубийцы в данном месте не водились.
Поэтому уже к концу третьей минуты драка и попытки добраться до новенького прекратились, и кто имел силы и надлежащее здоровье постарались забиться в самые безопасные места: углы камеры, под кровати первого яруса или на кровати третьего. Два человека с поломанными конечностями продолжали орать благим матом. Еще десяток интенсивно стонали, не в силах сдержаться, но оказать помощь пострадавшим никто не спешил. Наоборот, на них злобно шикали:
– Да заткнись ты уже!
– Все равно тюремщики не скоро придут!..
Один потерял сознание от боли. Второй крикун сумел перейти на стоны. Остальные затихли как мыши.
Из чего оставалось сделать вывод: подобные расправы здесь практикуются часто. И таким образом администрация тюрьмы убирает неугодных, политических, «заказных» или слишком опасных арестантов. Впоследствии ни один волхв-дознаватель вины охраны не отыщет и обвинения не предъявит. Ну посадили нечаянно арестанта в общую камеру. Ну не поделил он там что-то с себе подобными злодеями. Ну подрался с уголовниками. А мы-то при чем?
Василий стоял прислонившись спиной к двери, весь обратившись в слух. Как ни отгонял от себя тревожные мысли, очень волновался за смерченя. Пусть Секатор долгоживущее существо, опытное, пройдошное, но мизер имеющейся энергии не позволял ему действовать продолжительное время, интенсивно, в автономном режиме. Домовой мог выложиться полностью и сейчас валяться обессиленным сгустком плоти среди окровавленных трупов. Не умрет, наверное, но вот как его отыскать?
Стараясь не шуршать, Грин осторожно ощупывал свою одежду. Два коротких штыря, видимо заточки из ложек, попались сразу. Обломок тонкой спицы в районе печени заметил чуть позже. А вот нечто острое, царапающее кожу на левой лопатке, так и не смог идентифицировать. Снаружи ничего не торчало, а чтобы осмотреть изнутри, следовало снять куртку.
«Ладно, потерплю… – решил он после бесплодных попыток прощупать спину. – Главное, что особенности одежды меня спасли от ран. Пока… Но кто же все-таки погасил свет? И почему ничем себя больше не проявляет?»
Видимо, тот же вопрос волновал и уголовников. Тех, кто остался живым и не покалеченным.
– Эй, в коридоре! – вдруг заговорил узнаваемый по глубокому басу Куча. – Зажигайте факелы, у нас мир, тишь да покой… Эй! Чего ждете?
Удивительно, как это он, со своим объемом, не пострадал в общей свалке? Небось умнее всех оказался, быстро отскочил в сторону, пусть и затоптав при этом нескольких сокамерников. А еще утверждают, что подобные «шкафы» совсем безмозглые. Подобные «утверждатели» отыскались и в данной камере.
– Кому это ты, Куча? – раздался чей-то ехидный голос под нервные смешки особо безбашенных. – Надеешься, что тебя услышат? А главное – послушаются?
– Но ведь кто-то же устроил темноту! – настаивал здоровяк. – Эй! Дайте свет, в конце концов! У нас здесь несчастный случай, есть пострадавшие, им надо оказать помощь!
И на полминуты повисла странная тишина. Даже тяжело раненный перестал страдать. Да и сам рыцарь был готов подтвердить, что за дверью в коридоре никого нет.
Вспыхнули факелы. Словно они и не гасли, а были до того прикрыты плотным, непроницаемым покрывалом. Даже теней возле них не удалось рассмотреть. Чудеса, да и только!
Тем более удивительным оказалось то, что через окошки внутрь данной клоаки снова стали проникать лучи света. И ни шороха сверху не послышалось, ни скрипа. Только что стояла непроглядная темень, и вдруг раз – полное, чуть ли не комфортное освещение.
А в тюремном коридоре – все та же звенящая тишина.
Начальник тюрьмы Олеж Бутурлин считал свою нынешнюю работу синекурой. Этаким подарком монаршего двора заслуженному ветерану. Потому что в свои шестьдесят пять лет ничего больше толком не умел и не мог, как строить, отчитывать да наказывать подчиненных за неопрятный вид.
Конечно, мечом бывший боевой воевода, рыцарь, витязь и ведьмак еще несколько раз махнуть мог, но именно что «несколько», если не вообще два раза. Да и свои ведовские способности мог «засветить», вводя обычного человека в ступор или насылая на него кратковременную слепоту. Но после демонстрации своих потайных сил дольше чем полминуты его самого следовало уносить или поднимать с пола. Потому-то от него лишь и требовалось, что поддерживать общую дисциплину во вверенном ему казенном доме. То есть надувать щеки, кричать в праведном гневе и блистать в парадном мундире. Всеми остальными делами в его тюрьме заведовали доверенные погляды.
Ну и понятно, что на долю начальника тюрьмы выпадало бремя встречать высоких, важных или прославленных гостей-посетителей и вести с ними беседы. Гости бывали здесь разные. Кто-то желал увидеть родственников, кто-то пришел ходатайствовать о щадящем режиме для знакомых, кто-то – позлорадствовать над своими врагами, а кое-кто пытался спешно выдернуть из застенков невинно осужденных или арестованных по ошибке. Причем последние просители прибывали с бумагами об освобождении своих протеже. В ином случае с ними даже разговаривать не хотели.
Сегодняшний случай стоял особняком. Не успевший толком поздороваться гость потребовал у начальника тюрьмы доставить арестованного прямо в кабинет, где и будет проводиться допрос. Причем ни разрешения на допрос, ни предписаний о полномочиях представлено не было. А было просто сказано ворчливым тоном:
– Распорядись, чтобы помещенного сегодня в одиночную камеру Грина Шестопера немедленно привели сюда!
Хозяин кабинета горестно скривился, пытаясь лихорадочно сообразить: как же ему поступить? Ибо отказать явившемуся к нему великому светлому волхву града Вищин, знаменитому Гонте, он не мог по нескольким причинам. Первая: в далеком прошлом этот старик (уже тогда будучи таким же старым) являлся его учителем и наставником в ведических науках. Благодаря ему Олеж Бутурлин достиг высокого ранга ведьмака, или воина-волхва.
Вторая причина: начальник тюрьмы был женат на племяннице Гонты. А та, в свою очередь, стояла в его личной табели о рангах чуточку выше самого короля Хорфагера и страшно любила своего вредного дядечку. Если бы она узнала, что супруг в чем-то не угодил великому волхву, последствия ее санкций стали бы для начальника тюрьмы катастрофическими.