Князь напряг слух, и вдруг прямо в его уши врезался последний выкрик:
– Будь ты проклят, Иуда!
И почти сразу же откуда-то сбоку, словно отголосок эха, еще один голос, звонкий, пронзительный и резкий, как удар сабли:
– Вовеки проклят!
«Это они кому? – опешил Святозар. – Не может быть, чтобы мне. Они просто не поняли, а я не успел им рассказать, как смешно на все это смотреть. Ну, к примеру, вон на того, который еще отмахивается от трех наседающих на него монголов… Они же все друзья. Это же все для смеха, как бы шутейно. Непонятно лишь, почему он сам не смеется, а кричит так, будто его князь совсем глухой. Нет, Святозар вовсе не глухой, он прекрасно слышал, что тот выкрикнул перед тем, как упасть: „Проклят!“ А кто? За что? Ничего не сказал. Загадка? Для смеха?»
Святозар оглянулся по сторонам и вдруг как-то неожиданно осознал, что ничего смешного тут нет, да, пожалуй, и не было. И кровь, и стоны, и стрелы в спинах – это все настолько всерьез, что дальше некуда, что павшие не поднимутся с земли, как и раненые, потому что вот эти поганые вонючие басурмане сейчас обходят их и деловито добивают стонущих.
«Да кто же их впустил в крепость?! – возмутился он, побледнев от негодования. – Как эти жалкие человечишки сумели оказаться внутри?!»
И тут же вспомнил: «Ворота! Они сами открыли для них ворота! Господи, какие глупцы! Они, что – ослепли?! Они не видели, кто перед ними?! Кто повелел так сделать?!»
И в ту же секунду к нему пришел ясный четкий ответ: «Ты!»
Поначалу он даже отмахнулся от этой беспощадности, но внутренний голос не утихал, звеня и перекликаясь, то звонко-насмешливо, то грозно-негодующе: «Ты! Ты!! Ты!!!»
В ужасе князь заткнул уши, но ему стало еще хуже, потому что раздался выкрик, который он на самом деле слышал последним:
– Проклят! – И тут же с разных сторон, наперебой: – Вовеки проклят! Будь ты проклят, Иуда!
«Это я – Иуда?!» – возмутился он, но тут же обмяк, с ужасом осознав, что да, именно он и никто другой, и именно Иуда, и еще Каин, потому что сейчас на его глазах убивали его братьев по оружию, по тому истинному боевому братству, которое не сравнить и не спутать ни с каким другим, потому что оно выше любого. Выше, чище, красивее и горделивее. Их убивали, а он и пальцем не пошевелил в их защиту. Их убивали, а он в это время… смеялся.
«Господи! Да я ли это был! Мне ли виделось все таким забавным?!» – взвыл он.
Лицо его словно окаменело, цветом уже ничем не отличаясь от девственно чистого снега, который намела недавняя вьюга в крепостной ров с замерзшей водой.
Где-то глубоко внутри него уже клокотал дикий звериный крик, который все шел, но никак не мог вырваться наружу. Святозар знал, что когда он вырвется, то ему полегчает, пусть немного, самую капельку, но хоть сколько-то. Ведь нельзя же держать в себе такой огромный воз боли, такую дикую ярость, злобу и ненависть, направленные только против себя самого, потому что истинно виноватых, кроме него, нет.
Монголы? Бурунчи? Да, они враги, подлые и грязные. Они и действовали, как им надлежит, – подло и грязно. Тут как раз нечему возмущаться и не на что злиться. Они поступили согласно своей породе, потому что змея одинаково кусает и тех, кто наступит ей на хвост, и тех, кто отогревает ее на груди. Но вот он, Святозар, князь и сын царя всея Руси Константина Володимеровича…
«Стоп! А как же батюшка?! Его-то я за что опозорил?! Ему же теперь вовеки от клейма отца Иуды не отмыться! Господи! – взмолился он, устремив налитые слезами глаза в небо. – Услышь меня! Пускай потом муки адские! Так мне и надобно! Но сделай ты хоть что-то сейчас со мной! Нешто можно такое стерпеть!»
* * *
Святозар же иуда, корыстию влекомый, повелел пустить нечестивых в град Яик, и вошед в детинец поганые и избита воев Яика, а Святозар зрил оное и ликовал великыя радостию и смехом громким. Тако оному человеку и на роду бысть начертано, ибо сказано в Писании: «от греховьнаго бо корени злу плоду бысть».
Из жития самодержца Константина, писанного Софронием Рязанским
Издание Российской академии наук. СПб., 1805
И бегут, заслышав о набеге,
Половцы сквозь степи и яруги [53] ,
И скрипят их старые телеги,
Голосят, как лебеди в испуге.
Н. Заболоцкий
Мультек – властолюбивый брат хана Волжской Булгарии, не угомонился и после того, как стало окончательно ясно, что на ханском престоле ему не бывать. Одно время он еще питал надежду на то, что является наследником брата, у которого нет сыновей.
Но вначале родила старшая дочь Абдуллы, вышедшая замуж за царевича Святослава. Потом, буквально на следующий год, две жены Абдуллы с разницей в пару месяцев осчастливили его сразу двумя сыновьями – Алимбеком и Алтынбеком. Это был полный крах.
Мультек затих, но успокаиваться не собирался. О том, чтобы совершить переворот самостоятельно, он даже не помышлял, ибо – глупо. Брат показал себя властным, но рачительным хозяином, да и не на кого Мультеку было опереться.
Купеческое сословие, которое всегда было весьма влиятельной силой в торговой Булгарии? Об этом не стоило и мечтать. Они-то как раз чуть ли не самыми первыми оценили все выгоды мирного соглашения с Русью и воцарившиеся на Волге порядок и спокойствие. Пусть за это надо отдельно платить русскому царю, но эти гривны себя полностью окупали.
Особенно их потрясло, когда за разграбление бул-гарского каравана люди Константина, не долго думая, вздернули на крепких пеньковых веревках лихих новгородских ушкуйников, пойманных на татьбе с поличным. Коли русичи вешают русичей за обиду, причиненную булгарину, это дорогого стоит. К тому же больше грабежей не было.
А взять волок между Волгоградом и Волгодонском, благодаря которому можно было неизмеримо быстрее попасть в тот же Константинополь и другие города Средиземноморья. За счет такого удобного пути времени экономилось чуть ли не втрое, а что такое скорость оборота – скажет всякий маломыслящий в торговом деле.
Помимо этого каждый булгарский купец имел немалые льготы. Все, кто получал от Абдуллы особую грамоту с внушительной ханской печатью, платили меньше пошлин. На самом деле скидка была не ахти какая – с двух десятков кун экономилась от силы одна, а то и того меньше, но зато какую гордость испытывали они, протягивая на переволоках эту грамоту. Мы – не кто-нибудь, а из Волжской Булгарии, за нашей спиной не только хан, но и русский царь.
В свое время Зворыка пытался урезонить Константина, говоря о том, что легота своим купцам – дело доброе, но зачем же давать ее булгарам, пусть и гораздо меньшую? Мол, не погорячился ли ты, царь-батюшка. Разговор был один на один, а потому старик получил достаточно откровенный ответ: