В верхней части она привела слова народного поэта Кабардино-Балкарии Кайсына Кулиева:
Мир и радость вам живущие,
Не от ваших ли забот жизнь идет,
Земля цветет.
Существует в мире сущее.
Мир и радость вам, живущие!
А внизу написала:
«Уважаемому Терещенно Анатолию Степановичу на добрую память о моей боевой молодости, о службе в военной контрразведке Смерш и дальнейшей работе, которой посвятила всю свою жизнь.
Желаю вас здоровья, долголетия и творческих успехов. С глубоким уважением А. Зиберова 14 октября 2011 г.»
Конечно, автор был польщен таким вниманием сотрудницы Смерша. Он с удовольствием прочел её мемуарную книгу, которая выгодно отличалась от других произведений подобного жанра, прежде всего, искренностью и честностью. Она показалась по-настоящему интересной; написанной человеком, хорошо владеющим литературным языком, а потому и золотым пером.
Ещё бы так не писать — автор закончила в 1942 г. филологический факультет Московского городского педагогического института им. Потемкина, соединившегося в последующем с пединститутом им. Ленина.
О детских годах она говорила с придыханием. Видно, трудно было вспоминать то тяжелое время.
— Перед поступлением на учебу в 1929 г. повела мама меня в школу, чтобы записаться в первый класс. Директор принял нас, побеседовал и предупредил, что учителя будут навещать семьи и, если увидят иконы в квартире, — ждите, мол, неприятностей. А у нас в красном углу висело и стояло на киоте несколько красивых старинных образов.
На семейном совете отец порекомендовал их снять, подальше от греха. Пришлось нам с матерью их отнести в церковь. Иконы были очень дорогие и красивые, доставшиеся по наследству от прабабушки.
В начале 1929 г. началось массовое закрытие церквей. Помещения бывших храмов использовались под склады, овощехранилища, квартиры, клубы, а монастыри, поскольку они были окружены высокими стенами, — обычно под тюрьмы и колонии. Началось разрушение храмов, памятников старины. В 1929 г. на Рогожской заставе закрыли церковь Рождества Христова, в ней сделали общепитовскую столовую.
В 1930 г. закрыли Симонов монастырь.
В 1931 г. взорвали храм Христа Спасителя. Обратите внимание: на станции метро «Новокузнецкая» стены облицованы светлым мрамором, полы — разноцветным гранитом, по центру на металлических подставках установлены светильники, сидения мраморные. Мало кто знает, что все это было вывезено из храма Христа Спасителя.
Вообще, в 1920-е гг., когда утвердилась пролетарская власть, «по просьбе трудящихся» сломали свыше четырех сот храмов — половину всех, что насчитывалось в Москве. Это было неприятное, духовно холодное время…
* * *
Судя по её выступлениям перед аудиторией, она прекрасно владела и ораторским искусством. Метод убеждения ей привила служба установщицы.
Слушая её, я всякий раз задавался вопросом, как могло
случиться, что в этой хрупкой, небольшого росточка девушке, судя по фотографиям, появилось в душе столько решительности, смелости, выдержки и силы воли, чтобы выдержать суровую службу в органах Смерша во время войны, да еще на таком остром участке деятельности.
— Как вы попали в органы госбезопасности?
— После окончания института меня распределили в Калининский областной отдел народного образования преподавателем русского языка и литературы средней школы, а муж мой — Харитонов Анатолий Иванович — был летчиком. Служил на подмосковном аэродроме «Мячниково». Он стал тогда добиваться, чтобы меня оставили в Москве или направили в часть, в которой он проходил службу.
Наркомат высшего образования на это не давал согласия, тогда друг мужа — полковник Н.А. Мартынов, старший следователь по особо важным делам, работавший в Управлении, которое возглавлял В.С. Абакумов, — рекомендовал меня на работу в НКВД СССР. Вскоре я была приглашена на беседу к В.С. Абакумову, после которой 15 ноября 1942 г. и была зачислена в 10-й отдел Управления Особых отделов НКВД СССР…
— А как вы попали в установщицы?
— 20 ноября 1942 г. помощник начальника отделения Иван Федорович Зернов привел меня на конспиративную квартиру на улице 25-го Октября. В отделе было два отделения: «наружна» и «установка». Я была зачислена в «установку», где и проработала до 1952 г. Кроме этих двух отделений, имелась группа обыска и ареста. В ней было двое мужчин — высокие, плотные, здоровые.
Мне объяснили, чем занимается контрразведка, какие задачи стоят перед ней. С первых дней войны контрразведчики вели беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами, дезертирами, членовредителями и всякого рода паникерами и дезорганизаторами.
Противник активно использовал бывших военнослужащих Красной Армии, которые под видом побега из плена направлялись для внедрения в наши боевые подразделения. Эти агенты, помимо всего, имели задания по ведению пораженческой агитации, распространению провокационных слухов, склонению военнослужащих к переходу на сторону врага и сдаче в плен.
Усвоив основные задачи, я стала привыкать к распорядку отдела. Нам внушали, что каждый сотрудник должен знать только то, что ему требовалось по работе. Конспирация была во всем. Мне дали псевдоним «Хаценко» — созвучно с фамилией Харитонова, которую я тогда носила.
Все донесения подписывала этим псевдонимом. Выдали оружие — маленький пистолет, не помню, какой системы. Он всегда лежал в моей сумочке и был такой тяжелый, что прорвал дно нескольких сумок. Вместе с оружием лежала записная книжечка, где я шифром записывала задания, делала небольшие наброски о каждом проверенном объекте. В целях конспирации нам давали документы, зашифровывающие нас и нашу ведомственную принадлежность.
— Вы имеете в виду документы прикрытия?
— Нуда!
— Какая тогда у вас была «крыша?»
— Главным из документов прикрытия являлось удостоверение уголовного розыска, которое выдали всем сотрудникам «установки» и наружного наблюдения. У меня также имелись удостоверения Наркомата среднего образования и работника почты и связи, а иногда срочно выписывали то, что непосредственно требовалось для выполнения конкретного задания.
— Естественно, работы было много. Из чего она состояла?
— Режим труда у нас сложился очень суровый, выходных и праздников не было, дисциплина очень строгая. Начальник всякий раз предупреждал всех — заболеешь, то хоть на корточках, но доберись до телефона и сообщи дежурному, что с тобой случилось, где ты находишься, нужна ли какая помощь.
Но мы вто время были молодые, весь день и в любую погоду на улице, поэтому почти никто из нас не болел. Работали напряженно с утра до вечера, не жалея себя. Утром получали задание и расходились по всей Москве. Обеденный перерыв с 17.00 до 20.00. К восьми вечера возвращались на «конспиративку», отчитывались, что сделали за день. Работали до часа ночи. Начальники оставались до пяти утра, пока работали другие начальники, а тех задерживали ночные бдения И.В. Сталина.