— Благодарю, — испуганно, как будто ожидая нового удара в своем разоблачении, по-змеиному прошипел Клаус.
Москалев выдержал некоторую паузу, затем вытащил из ящика большую фотографию и спросил:
— Взгляните, вы знаете этого человека?
Биттиг посмотрел на фото и снова, в который раз, внезапно бледность исчезла, и его бросило в жар из-за понимания, что игра с военными контрразведчиками окончательно проиграна.
На фотографии был портрет Гочекаля.
В это время за спиной немецкого разведчика раздались шаги, и появился сам Гочекаль.
Проигрыш был очевиден, а потому Биттиг заговорил вдруг на хорошем русском языке.
О разоблаченном немецком лазутчике в Центр полетела шифротелеграмма:
«Оперсоставом УКР Смерш НПО Центрального фронта был разоблачен агент немецкой разведки обер-лейтенант отдела 1-Ц армейского корпуса Клаус Биттиг, который по заданию начальника разведотдела капитана Виккопфа пытался осесть в тылу Красной Армии в г. Рославль Смоленской области для сбора шпионской информации по нашим войскам».
Обескураженный быстрым разоблачением немецкий разведчик много чего интересного рассказал армейским чекистам. Он поведал о структуре своего отдела, имеющейся на личной связи агентуре и дал установочные данные на ряд своих сослуживцев.
А что касается Астафьевой, то она легко попалась на расставленную Биттигом и его коллегами ловушку. Её профилактировали и отпустили. Спектакль с закономерно трагическим концом для фашиста, игравшим «рыцарскую» роль, закончился судом.
И всё равно «Штабист» даже в таком виде — неудачника — по-настоящему поработал на военную контрразведку.
Зимним, холодным и вьюжным днем с северным ветром вдобавок к непогоде некоторые сотрудники Особого отдела Южного фронта стали свидетелями задержания немецкого полковника, прятавшегося в бетонных развалинах разрушенного многоэтажного здания.
А случилось это рядовое, казалось бы, для войны событие 29 января 1943 г. в самом городе Сталинграде.
Во время прочесывания освобожденного квартала разведывательно-поисковая группа одного из полков фронта в своеобразной норе внутри обломков бетона и кирпича обнаружила человекоподобное существо, одетое в грязные лохмотья.
Вместо обуви ступни ног были замотаны в обрывки детского одеяла. На плечах болтался порванный и прожженный в нескольких местах, припорошенный известкой и бетонными, мелкими осколками тулуп. Голову укутывал грязный женский платок, покрытый терракотовой пылью — следами кирпичного крошева.
На наших солдат испуганно смотрели поблёкшие серые водянистые глаза, когда-то имевшие, по всей видимости, другие цветовые оттенки.
Только по замусоленным погонам и нашивкам на порванном мундире они догадались, что перед ними стоит целый оберст — немецкий полковник. При нем находился небольшой потрёпанный кожаный чемоданчик, в котором лежали карта и исписанные мелким убористым почерком общие тетради.
Пока окоченевшего пленного полковника вели в штаб к военным контрразведчикам, он сразу же приободрился — как-никак его вытащили из могилы, где он должен был бы замерзнуть или быть погребенным под обломками здания при очередном артобстреле или бомбометании люфтваффе.
— Этот тип, товарищ капитан, мне кажется, по вашей линии. При нём и чемоданчик, который может заинтересовать вашу службу, — пояснил командир разведывательно-поисковой группы.
— Ну что ж, молодцы! И его проверим, и с документами разберёмся, — ответил старший оперуполномоченный капитан Фёдоров.
Перед ним стоял поникший, сухопарый, как сморщенный гриб, немецкий вояка в большом военном звании.
Скоро Федоров установил, что военнопленный — это командир 134-го пехотного полка 44-й пехотной дивизии вермахта полковник Бойе.
«Здесь на Сталинградской земле, — подумал военный контрразведчик, — все они — некогда лощенные, высокомерные и наглые полковники и генералы, я уж не говорю о солдатах, — становились смирными, суетливыми и угодливыми».
На карте, изъятой из чемодана, немец расторопно и охотно стал указывать места расположения огневых позиций его части, оборонительных рубежей батальонов и их штабов, которые к тому времени перестали уже существовать. Полковнику теперь нечего было скрывать — 300-тысячная Сталинградская группировка немцев была окружена и уничтожена в ходе проведения наступательной операции наших войск — «Уран» и операции «Кольцо», целью которой являлась ликвидация окруженных гитлеровских войск, во главе с командующим 6-й полевой армией фельдмаршалом Паулюсом.
В результате победоносного завершения этой операции только подобрано было с полей сражения более 140 тыс. убитых непрошеных гостей. А скольких врагов Сталинградская земля не показала — спрятанных в осыпавшихся траншеях и погребенных под обломками обрушившихся стен зданий в городе. В плен попало более 91 тыс. человек, в том числе свыше 2,5 тыс. офицеров, а также 24 генерала…
Допрос подходил к концу. Полковник, хлебнувши горячего чая, стал уже успокаиваться. Но вдруг из чемодана военный контрразведчик высыпал на стол документы — тетради и фотографии. Бойе напрягся и задрожал — понимал, что последуют вопросы, на которые нужно будет честно отвечать. Он, конечно, мог слукавить, но его бы сразу же разоблачили документы, написанные собственной рукой, и фотодокументы.
Немец, наверное, проклинал себя за ту тщеславную мысль, толкнувшую его в эпистолярном жанре обратиться к потомкам в ходе хронологии событий на оккупированных территориях Украины и России, где его подчиненные не сражались, а хозяйничали и упивались властью.
Да, он со своим палачами из 134-го пехотного полка больше воевал с мирным населением, чем с бойцами Красной Армии.
«Дранг нах Остен» хотелось запечатлеть в мельчайших подробностях, показав в них степень личного участия в завоевании жизненного пространства Третьему рейху для «нового порядка» на этих землях.
Капитан Федоров придвинул лампу поближе к документам и стал внимательно, сначала молча, пробегать по строчкам…
«По всей видимости, он знает немецкий язык, — подумал Бойе. — Да, вопросы неизбежны».
Тетради составляли своеобразный дневник полковника. Это был готовый материал для пропагандистской книги, которая встретила бы одобрение у самого Геббельса. На каждой обложке его записей красовался отрезок боевого пути части с одной и той же надписью — «История 134-го пехотного полка, или Борьба немецкого мастера против Советов».
Документы же штаба и вся канцелярия давно сгорели или остались лежать вместе с её обитателями под кирпично-бетонными развалинами здания. Как потом выяснилось, это была школа.
В блиндаже было тихо. И вдруг словно разверзлось небо, зловеще для пленного загрохотал по-немецки простуженный баритон капитана: