— Мне кажется, вы сгущаете краски, в этом мире еще достаточно счастливых мужчин и женщин, — возразила она Бролену.
— Разумеется. Думаю, вам знаком опыт с лягушкой, которую бросают в кипяток? Как только лягушка понимает, куда попала, она одним прыжком выскакивает из кастрюли. И напротив, если вы опустите ее в холодную воду и создадите условия, похожие на те, в которых она будет чувствовать себя комфортно, как дома, а затем начнете постепенно нагревать воду, лягушка не выпрыгнет оттуда, даже когда вода закипит. — Широким жестом Бролен обвел вокруг рукой и добавил: — Мы ведем себя так же, как эта лягушка!
Аннабель фыркнула: на сей раз он зашел слишком далеко.
— Знаете, кто вы? — беззлобно спросила она. — Вы великий параноик и пессимист. Надо все-таки доверять обществу, в котором живешь, и системе, которая лежит в его основе.
Бролен печально покачал головой. И Аннабель догадалась, что он сейчас скажет.
Caliban dominus noster… Вспомните, Аннабель. «Калибан наш бог». Это продукт нового мира. Вот, что хотел создать Боб.
Женщина собрала косы в руку и взглянула прямо в лицо Бролену. Тот продолжал:
— Калибан — та цена, которую должно заплатить наше общество, результат возможности выбирать. Реальное следствие функционирования системы, состоящей из скрытых извращений.
— Вы правда так думаете?
— Да. Мы сумели самым прекрасным образом превратить любовь в потребительское благо. Шалости, жертвы, быстрые бракосочетания — так, но глупости, чтобы тут же развестись. Боб — дитя всего этого. Мира потребления. Дитя, выросшее в одиночестве, питавшееся телевизионным насилием, цинизмом, транслируемым всеми медиаресурсами, никогда не кричавшее от страха, отчаяния и одиночества. А теперь слишком поздно. Боб вырос и усвоил эту модель потребления, где получить власть означает, если это необходимо, идти по телам всех остальных. И вот сегодня Боб показывает нам, что хорошо выучил урок, он накапливает, приобретает власть. Он создал Калибана как эмблему, как циничный символ наших современных извращений.
Аннабель снова вздрогнула:
— Вы хотите сказать, что дело обстоит именно так? Что все похищения связаны с желанием обладать?
Нет, Аннабель, он делает это, чтобы жить. Но Боб прекрасно понял, что каждое утро мир внушает ему: чтобы жить, надо обладать. Номером социальной страховки, водительскими правами, домом, женой или мужем, детьми, большим телевизором, новой одеждой, компом, деньгами на счете, чтобы ездить в отпуск и делать подарки другим ради собственного удовольствия! Вот, что усвоил Боб. — Бролен посмотрел на плавающие в воде рваные пластиковые пакеты и добавил: — И тогда он понял, что нужно стать еще сильнее, возвыситься над остальными, и стал обладать людьми. Полностью распоряжаться их жизнями. По-своему.
Аннабель нахмурилась, она об этом даже не думала.
— Это уж совсем по-идиотски!
— Да, в некоем роде, но не более, чем посвятить всю свою жизнь работе в компании, чтобы потом получать пенсию и просидеть на ней несколько лет…
Аннабель с трудом сглотнула. Она вдруг спросила себя, действительно ли Бролен так думает. Женщина поискала ответ в его безнадежно пустых зрачках.
— Не забывайте о татуировках, — добавил он. — Боб помечает свои жертвы штрих-кодом, превращая их в принадлежащие ему товары, пригодные к употреблению.
— Я не могу в это поверить, должно быть еще что-то…
— Возможно, — пожав плечами, произнес Бролен.
— А скелеты? Почему он сделал такое с людьми? И эти посылки, о которых вы рассказали, почему они обмениваются кусками плоти?
— Когда у вас появляется новая вещь, вы ведь показываете ее друзьям, так? Полагаю, то же самое делают и они. Органы человеческого тела — это же сама основа нашей такой короткой жизни; кости прочнее, дольше сохраняются. Кусок каждой несет на себе отпечаток всей человеческой жизни. Ладно, допустим, это всего лишь отвлеченная теория… Наверняка у него есть какие-то другие подходящие объяснения.
Аннабель опустилась на большой камень. Она сидела и гладила собаку — прямо напротив фантомов прожорливой цивилизации.
— Хорошо, и что нам теперь делать, чтобы отыскать Боба? — спросила она почти насмешливо.
— На найденном мной клочке бумаги, — ответил Бролен, — упоминается какой-то Двор Чудес. Вы знаете, что это такое?
Глаза Аннабель странно блеснули.
— Вавилонский Двор Чудес. Я про него слышала. Крепче стойте на ногах.
Бролен нахмурился.
Аннабель пояснила:
— Это всего лишь миф и ничего более, городская легенда.
— То есть?
— Ну, обычная городская легенда, типа историй, которые все знают, но в которые никто не верит, поскольку доказательств не существует. Ну, как… белые аллигаторы, по слухам, живущие в городской канализации вот уже двадцать лет, при том, что их никто ни разу не видел. Своего рода обманка.
— Где я мог бы найти более подробные сведения?
— Нигде или почти везде; как я и сказала, это — обыкновенная страшилка.
— Аннабель, а если это не легенда?
Вздохнув, она раздраженно посмотрела на Бролена:
— Все нью-йоркские копы скажут вам, что это — чушь… Но, если вы все же сомневаетесь, я представлю вас кое-кому, кто в это верит. Человеку, который рассказывал мне об этом месте; и вам он тоже о нем расскажет. Потому что, если этот Двор Чудес реально существует, он не что иное, как приемная самого Ада.
И Аннабель с улыбкой протянула Бролену руку.
Тот помог ей подняться.
Аннабель и Бролен дошли до Литтл Нассау-стрит к востоку от Форт-Грин. Высокие портовые краны торчали над крышами зданий и ангарами. О Дворе Чудес они больше не говорили.
Поскольку была суббота, в этот уголок города мало кто заглядывал. Афиши и граффити, словно еще одна кожа, покрывали стены. У открытых ворот гаража стояли три афроамериканца и грели руки над бочкой, из которой поднимались танцующие языки пламени. На стене напротив было нарисовано огромное бомбоподобное лицо с разинутым ртом, напоминающим печь. Аннабель прошла вдоль стены и, взглядом увлекая за собой Бролена, шагнула внутрь, в темный проход. Детектив двинулся следом, замыкала шествие собака. В глубине прохода оказалась дверь, которую Аннабель без стука отворила; Бролен успел прочесть надпись: «Мае Заппе — Повелительница гаргулий». Вопросов у него стало еще больше.
Они шли по узкому коридору из серых камней; в низкий потолок были вставлены белые стеклянные пластинки, через которые едва пробивался дневной свет. Тут было так же холодно, как и снаружи. Возле стены стоял кованый железный треножник, над которым поднимался конус дыма — в нем тлели какие-то благовония. Аннабель раздвинула стебли искусственного плюща, служившего занавесом, и они вошли в логово Мае Заппе, абсолютно темную пещеру.