– Я хочу тебя, – с голодным всхлипом выдохнула она.
Колин протянул слегка подрагивающую руку к ее промежности. Там было горячо и влажно, и Грейс вскрикнула от этого прикосновения.
– Я хочу поцеловать тебя здесь.
– Нет! – тотчас возразила она и потянула его руку обратно. – Просто… войди в меня. Давай же!
– Грейс, – произнес Колин, почти не отрываясь от ее губ. – Не ты ли была робкой овечкой еще пять минут назад?
Грейс терлась о него, точно ночная леди, не сдерживаемая никакими соображениями о морали.
– Это все из-за повязки, – выдохнула она. – У меня такое впечатление, будто моя кожа ожила. От ощущения твоего тела я схожу с ума. – Ее ладони скользнули по его бедрам, к ягодицам. – Ты такой… Мне так нравится прикасаться к тебе.
Ему это тоже нравилось. Кровь прямо-таки громыхала у него в ушах от ощущения ее рук, стискивающих его заднюю часть.
– Я хочу тебя, – чуть ли не всхлипнула Грейс.
Колин был ее рыцарем. И потому не мог сказать «нет».
– Я боюсь, что тебе будет больно, – отозвался Колин.
– Я все об этом знаю… И все понимаю. Но все равно… Сделай это, Колин. Я чувствую себя так… странно. Как тогда в карете, когда ты меня целовал в этом месте.
Так, значит, Колин ее целовал? Слава богу, у него хватило на это ума! Ему хотелось бы сделать это и сейчас, однако… если он не войдет в нее без промедления, то может, наверное, и умереть.
Поэтому он раздвинул мягкие влажные складки ее лона и стал медленно проникать внутрь.
– О боже! – поразился Колин в следующую секунду. – Грейс, ты такая тугая! Никогда не ощущал ничего подобного. Тебе не больно?
– Нет, – ответила Грейс, однако ее интонация была немного напряженной, и он остановился.
– В самом деле все в порядке или ты меня просто успокаиваешь?
– Сейчас совсем не так, как было в карете. Ощущения вполне приятные.
Колин всеми силами старался контролировать себя, чтобы не причинить Грейс ни малейшей боли.
– Если будет больно, сразу же скажи, – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Тогда попробуем в другой раз.
Грейс никак не отозвалась, и он начал выходить из нее.
Она тотчас стиснула его плечи и, выгнувшись, толкнула низом живота вверх.
– Нет, этого недостаточно… Мне этого мало, я чувствую себя… такой пустой.
Эти слова были подобны штормовым волнам, пробившим брешь в дамбе. Сквозь свое гулкое сердцебиение Колин расслышал нужную интонацию в голосе Грейс. Он чувствовал, как ее ногти вонзились ему в плечи – охваченная страстью, она хотела его в не меньшей степени, чем он ее. И он толчком вернулся обратно, в глубь ее столь желанного тела.
Грейс вскрикнула, но не от боли, а от наслаждения.
Колин дал обратный ход, ощущая, как сжимается ее лоно вслед за отводом его орудия, услышал ее протяжное «не-е-ет».
Капитан Колин Берри не смеялся уже целый год, а возможно, и дольше. Время от времени он улыбался, порою вполне весело, но вот чтобы смеяться… Смех происходит от искренней радости, которая рождается в сердце, а его сердце в какой-то мере обратилось в камень.
Но сейчас, в объятиях Грейс, слыша, как она вскрикивает, когда он проникает в глубь ее тела, и чуть ли не плачет, когда он оттягивается назад… Этот смех был вызван неподдельной радостью, исходил из восторженного сердца.
Перестал Колин смеяться лишь оттого, что Грейс прикрыла ему рот своими губами. Она жадно целовала его, крепко обхватив руками, словно в стремлении не выпускать из себя.
Но ему было необходимо оттягиваться назад, невзирая на ее всхлипы, чтобы совершать толчок за толчком, между тем пламя страсти распространялось по всему его телу. Скользнув ладонью вниз, он прикоснулся к ее промежности, слегка надавил…
Лоно Грейс сжалось вокруг его плоти, так что стало даже немного больно, но подобную боль он был готов испытывать хоть каждый день. Затем из ее горла снова вырвался крик, сопровождаемый содроганием, прокатившимся по всему ее телу, отчего его желание словно обрело крылья.
Колин еще крепче обнял Грейс и, охваченный страстью, стал двигаться все быстрее и быстрее, наслаждаясь тем, что она находится под ним, под его защитой, такая мягкая и теплая, принадлежащая лишь ему.
– Я люблю тебя, – выдохнул он в тот момент, когда все, что имелось в его теле, в его сердце устремилось наружу. – О боже… Я люблю тебя, Грейс!
Она выгнулась под ним, подхваченная волной наслаждения, и он поймал ее крик губами, продолжая мысленно повторять только что сказанные слова. Произносить их вслух не было необходимости, она уже услышала его.
– Я тоже… – прошептала Грейс. – Я тоже тебя люблю.
На следующее утро Грейс проснулась довольно рано, едва холодный розоватый свет перебрался через подоконник. Свою повязку она сняла еще ночью. Колин… ее Колин лежал рядом. Его растрепанные волосы упали на лицо, одна рука была закинута за голову.
Она чувствовала себя такой счастливой, что было даже больно сердцу. Колин любил ее, он повторил это многократно. И он не притворялся. Она знала его, как никто другой, и потому не сомневалась в этом.
Он принадлежал ей.
В этот момент Колин издал невнятный звук, его рука сжалась в кулак. На челюстях обозначились желваки, а в голосе послышалась такая боль, что это вызвало оцепенение во всем ее теле.
– Колин, – прошептала Грейс, дотрагиваясь до его плеча.
– Сколько крови… – отозвался он, поворачивая к ней свое закрытое повязкой лицо. – Она снова течет по моим сапогам. Скажи, чтобы их помыли.
– Хорошо, скажу, – вымолвила Грейс, но страдальческое выражение все равно не покинуло его лицо. Поэтому она легла на Колина сверху, прижавшись своим обнаженным телом к его обнаженному телу, и прошептала ему на ухо: – Твои сапоги уже чистые.
Она почувствовала, как он содрогнулся всем телом.
– Ты смыла всю кровь? – просипел он.
– Да, всю, – ответила Грейс.
Его ладонь легла ей на спину, губы изогнулись в улыбке. Грейс затаила дыхание: а вдруг он не осознает, кто она такая?
– Грейс, – выдохнул Колин. – Моя Грейс.
Она лежала не шелохнувшись, пока его дыхание не стало ровным. Он так и не проснулся. Затем аккуратно соскользнула с него и некоторое время размышляла. Как видно, не так-то легко позабыть о войне, даже окончательно обосновавшись на берегу.
Наконец Грейс покинула кровать и прошла в туалетную комнату. Здесь она воспользовалась ночным горшком, установленным под небольшим стульчиком, после чего умылась. Было весьма любопытно обнаружить у себя на теле россыпь красных пятен – Колин словно разрисовал ее кожу своими губами.