Дверь позади открылась, и мужчины стали входить на улицу. Она подняла глаза и увидела Робби в дверном проеме. По тому, как были сжаты его челюсти, губы превратились в тонкую полоску, а взгляд потемнел, она поняла, что что-то случилось.
Розалин встревожено вскочила со ступеньки:
– В чем дело?
– Твой брат – проклятый ублюдок.
Ее сердце бешено заколотилось, и она нервно прикусила нижнюю губу:
– Что сказал посланец?
Ледяной взгляд голубых глаз остановился на ней, словно в том, что произошло, была ее вина.
– Он играет в игры, в которых я всегда прежде был на другой стороне. Я никогда бы не подумал, что он начнет игру, когда дело касается его ненаглядной сестры. – Бойд прищурил глаза. – Или, может быть, ты мне что-то не рассказала? Может быть, вы не так близки, как ты заставила меня поверить?
Она нахмурилась.
– Мы очень близки. Что ты имеешь в виду под играми? И что он сделал раньше?
Его челюсти сжались еще сильнее. Было очевидно, что он хочет все рассказать ей, но что-то заставляет его колебаться. Желание рассказать победило.
– Когда нас захватили в Килдрамми, это было в момент перемирия. Твой брат дал слово, что мы будем обсуждать сдачу замка. Я не хотел соглашаться на это, но Найджел Брюс и Сетон настаивали на том, что Клиффорду можно доверять. Как только мы открыли калитку и вышли навстречу, англичане атаковали нас. Мы попали в плен. Найджела Брюса увезли в Бервик и казнили, а остальные были закованы в кандалы. Что произошло потом, тебе известно.
– Ты, должно быть, ошибаешься. Мой брат никогда не сделает ничего бесчестного.
– Ты уверена в этом? Идет война, и я уверен, что этим он оправдывает любое вероломство. Наша ошибка была в том, что мы поверили слову англичанина – просто англичанина.
От его взгляда у нее по телу побежали мурашки. Это было предупреждением. Каков бы ни был ответ Клиффорда, он напомнит ему, кто она такая и что разделяет их.
Розалин выпрямилась и вздернула подбородок:
– Если то, что ты говоришь – правда, мой брат не знал ничего об этом.
– Он сказал то же самое. Клялся и божился, что не знал. Настолько убедительно, что я не стал убивать его людей, когда у меня был шанс, поверив ему, что с нами обойдутся по справедливости. Ты видела результат. Твой брат не заслуживает твоей защиты.
– Ты не знаешь его так, как я.
Бойд твердо смотрел ей в глаза:
– Я могу сказать то же самое о тебе.
Розалин вынуждена была отвести взгляд в сторону, ее сердце снова стало кувыркаться в груди. Бойд был прав. Она не знала Роберта Клиффорда в качестве врага, но она отказывалась верить, что он был вовлечен в такой бесчестный план. Ее брат был рыцарем, и он очень гордился рыцарским кодексом чести. Должно быть какое-то другое объяснение.
Она опять посмотрела на Робби. Садилось солнце, скрываясь за холлом и бросая косые лучи на его лицо. Он выглядел безжалостным и упорным, всем своим видом внушая страх.
– Что еще сказал посланец? Мой брат согласился на перемирие?
Губы Бойда сжались:
– И да и нет. Он готов согласиться, но только если я лично буду вести переговоры с ним.
Розалин побледнела. В который раз за этот короткий полдень ее сердце сжалось от волнения.
– Нет! Ты не должен этого делать! Это слишком опасно.
– Я думал, ты доверяешь своему брату. Безусловно, такой прославленный рыцарь не опустится до того, чтобы приготовить мне ловушку?
Ее щеки раскраснелись от злости в ответ на его колкий вызов.
– Я беспокоюсь не из-за брата. Там будут другие мужчины. Они могут схватить тебя, когда ты будешь уходить. Или последовать за тобой.
Робби приподнял бровь:
– Будь я наивнее, то мог бы подумать, что ты беспокоишься за меня.
Розалин почувствовала странное желание постучать пальцем по его железной груди, а может быть, и хорошенько пихнуть его.
– Конечно, я беспокоюсь за тебя, хотя в настоящий момент сама удивляюсь почему. Ведь так трудно… – Внезапно она остановилась.
Робби приподнял ее подбородок и заглянул в глаза:
– Что трудно, Розалин?
Его голос прозвучал со странной хрипотцой.
Она смотрела на него так, словно пыталась найти что-то.
– Любить тебя.
Она почувствовала, как он замер. Ей показалось, будто она тонет в его пристальном взгляде, кружась в водовороте эмоций. Розалин подумала, что сейчас он схватит ее в объятия, но вместо этого он отнял руку от ее подбородка.
– Это будет очень глупо с твоей стороны.
Разочарование ранило ее, как осколок стекла. А чего она ожидала? Ответного признания? Какого-нибудь свидетельства, что она не одна испытывает эти чувства?
Все, что его интересовало – это война и разгром Англии. В его жизни не было места ни для чего другого – и не для кого. Его поглощала лишь одно стремление – видеть, как англичане платят за то, что отняли у него.
И Розалин слушала его – вначале. Но что-то изменилось. Что-то заставило ее думать, что в его сердце найдется место и для нее, хотя сейчас она не была в этом уверена.
– Когда ты уезжаешь? – сдавленным голосом спросила Розалин.
– Немедленно. Я хочу, чтобы все это закончилось как можно скорее.
Она вздрогнула, эти слова пронзили ее сердце, как кинжал. Потребовалось все ее мужество, чтобы не показать ему, какую боль он ей причинил.
Гордость Клиффордов заставила ее высоко поднять голову:
– В таком случае, Бог в помощь. Я буду с нетерпением ждать твоего возвращения.
– Розалин, проклятье! Это совсем не то, что я имел в виду.
Он попытался дотронуться до нее, но она отвернулась, держа спину очень прямо, чтобы скрыть, как дрожат ее плечи, и пошла прочь величественным шагом, как принцесса, которой он назвал ее когда-то.
Робби ждал этого момента шесть лет. Но длинный проход между сиденьями в аббатстве Мелроз был не тем полем битвы, на котором он мечтал встретиться со своим врагом.
Клиффорд и трое его людей стояли рядом с резной деревянной ширмой и алтарем, куда допускались только монахи. Робби пошел по южному проходу с тремя своими людьми, прикрывающими его с тыла. Он привел с собой двенадцать воинов, но только Фрейзер, Баркли и Кейт вошли с ним в аббатство. Несколько воинов ждали у выхода, в то время как остальные рассредоточились по деревне, чтобы вовремя обнаружить ловушку и подготовить отступление, если понадобится.
Робби не ожидал ловушки, но, общаясь с англичанами, научился быть настороже.