Импозантный вид и уверенный тон руководителя МОЦР произвели впечатление на Рейли, а рассказ о кадровом составе и возможностях организации разожгли в нем шпионский азарт. В дальнейшем разговоре Якушев, умело играя на чрезмерном честолюбии и завышенной самооценке британского шпиона, сумел убедить его совершить кратковременную инспекционную поездку в Россию и пообещал, что 30 сентября, к отходу парохода на Штеттин, он успеет вернуться в Хельсинки. Непомерные амбиции и авантюризм Рейли заставили его пренебречь опасностью, и в ночь с 25 на 26 сентября он вместе с Якушевым через «окно» на финляндской границе перешел в СССР.
Перед тем как покинуть Финляндию, британский «супершпион» оставил письмо для жены Пепиты, в котором самоуверенно писал:
«Если в России меня вдруг арестуют, то мне, скорее всего, предъявят какое‑нибудь незначительное обвинение и скоро отпустят, поскольку мои новые друзья обладают достаточной властью».
И он не ошибся: «друзья» действительно обладали достаточной властью, возможностями и умом. В течение всей поездки до Москвы и потом, во время встречи с руководством МОЦР, у такого «тертого шпионского калача», как Рейли, не шевельнулось даже тени подозрений, что его — асса разведки — все это время банально водили за нос. Он был в восхищении от увиденного и услышанного, и контрразведчики, умело играя на чувствах, склонили его направить из «сердца большевизма» Москвы открытку Бойсу. Ею Рейли лишний раз подтверждал возможности и силу МОЦР и снимал подозрения, что оно является порождением ОГПУ.
Теперь, когда «шпионская миссия» подошла к концу, по дороге на вокзал он был негласно арестован. Затем наступил последний акт в спектакле, мастерски разыгранном контрразведчиками. В ночь на 28 сентября Н. Бунаков и М. Захарченко‑Шульц залегли у «окна» на финской границе, неподалеку от деревушки Аллекул, и с нетерпением ждали возвращения Рейли.
Подошло назначенное время, и внезапно предрассветную тишину на советской стороне взорвали выстрелы. Ожесточенная перестрелка длилась несколько минут и когда закончилась, то перед окулярами бинокля Бунакова проплыли носилки с тремя телами. Позже советский представитель передал финской стороне материалы расследования происшествия, произошедшего на границе 28 сентября 1925 года. В числе «убитых» нарушителей оказался Рейли.
«Похоронив» Рейли таким образом, в руководстве КРО рассчитывали тем самым продлить жизнь ЛД и продолжить оперативную игру с иностранными спецслужбами. Сам он, оказавшись во внутренней тюрьме на Лубянке в качестве узника № 73, долго не упорствовал и начал давать развернутые показания о подрывной деятельности против СССР британской и финской разведок. Как и его предшественник Савинков, Рейли обратился с письмом к председателю ОГПУ Дзержинскому и, выторговывая себе жизнь, предложил свои услуги. Но они не были приняты, и 5 ноября 1925 года в отношении Рейли был приведен в исполнение заочный приговор, вынесенный еще в декабре 1918 года.
«Гибель» Рейли при переходе границы на глазах свидетелей, хоть и умело разыгранная сотрудниками КРО, тем не менее, поколебала веру вождей РОВС и ВМС во всесилие МОЦР. И тогда Артузов с подчиненными сделали еще очень серьезный ход в игре, имевший впоследствии исключительно важный пропагандистский результат.
Несколько ранее к руководителям МОЦР обратился видный деятель белой эмиграции В. Шульгин — тот самый, который принимал отречение императора Николая II. Он высказывал просьбу организовать ему нелегальную поездку в Россию для поиска сына, пропавшего во время гражданской войны. И такая поездка состоялась. 23 декабря 1925 года по каналу МОЦР Шульгин въехал в Россию. В поисках сына он побывал в Ленинграде, Москве и Киеве. Все это время рядом с ним постоянно находились сотрудники КРО или их агенты, но они не закрывали ему глаза и не затыкали рот. Шульгин, при всей своей ненависти к большевикам, сумел разглядеть то, что не хотели видеть многие из его единомышленников.
В 1919 году ему пришлось бежать из истерзанной войной и разваливавшейся на части некогда могущественной империи. Спустя всего шесть лет он снова увидел отблески ее будущего величия. Среди ужасающей разрухи и бедности, смотревших на него со всех углов, Шульгин узрел то, что не могли видеть сотни тысяч русских, выброшенных революцией на задворки империи. Перед ним была новая Россия, поднимавшаяся из мглы невежества и разрухи дерзкими порывами к знаниям и гигантскими стройками.
Как истинно русский человек, Шульгин почувствовал сердцем ту могучую народную энергию, что пробудила революция в людях. Страна на глазах сосредоточивалась для фантастического рывка в будущее. Впоследствии он так вспоминал об этом:
«Я думал, что я еду в умирающую страну, а я вижу пробуждение мощного народа… Я был глубоко потрясен всем тем, что увидел на первых порах, и той громадной разницей, которая произошла в культурном отношении».
Вынесенные Шульгиным из поездки по России впечатления, которыми он делился со своими собеседниками, а затем выступил в эмигрантской прессе, а также изданная на их основе книга «Три столицы» у одних подорвали веру в возможность свержения советской власти, а у других вызвали чувство вины и еще больше усилили ностальгию по Родине. В этом, пожалуй, и состоял главный итог операций «Трест» и «Синдикат‑2». Во многом благодаря им на время удалось приостановить масштабную братоубийственную войну.
Другим, не менее важным результатом этой работы советских спецслужб стало укрепление ее позиций на таком важном и новом направлении в ее деятельности, как разведка. Перед ней открылись широчайшие возможности для проведения вербовок в высших сферах белой эмиграции. Генералы Скоблин, Монкевиц, Дьяков, Штейфон, Ветренко, адмирал Крылов и другие добровольно и бескорыстно, из патриотических побуждений в течение многих лет выполняли ответственные разведывательные задания.
Молодой советской разведке, как и контрразведке, многое приходилось начинать с нуля. Несмотря на то что в наследство от прежней власти большевикам достался не слишком разваленный организационными перетрясками Временного правительства Отдел 2‑го генерал‑квартирмейстерства (Огенкварт) Главного управления Генерального штаба, занимавшийся разведкой и контрразведкой, в нем недоставало главного — агентуры. Большинство военных атташе, находившихся за границей, отказались признавать советскую власть. Одни передали созданные ими разведывательные сети спецслужбам стран Антанты, а другие прекратили связь с агентурой и уничтожили имевшиеся на нее материалы.
Просуществовал Отдел до мая 1918 года. На смену ему пришли разношерстные, «карманные» разведки: разведывательное отделение Оперативного управления Высшего военного совета (март — сентябрь 1918 года); разведывательное отделение Оперативного отдела наркомата по военным и морским делам (май — сентябрь 1918 года); военно‑статистический отдел Оперативного управления Всероссийского главного штаба (май — сентябрь 1918 года); разведывательный отдел штаба Революционного военного совета Республики (сентябрь — октябрь 1918 года).
В конечном итоге все они оказались неэффективными, и потому 5 ноября 1918 года приказом Реввоенсовета № 197/27 был образован Полевой штаб Революционного военного совета Республики, и при нем организована централизованная разведка — Регистрационное управление (РУ). В его состав вошли два отдела: агентурный (разведка) и военного контроля (контрразведка), а 13 ноября 1918 года было создано еще одно специальное подразделение — приемно‑контрольная станция в городе Серпухове. С течением времени она выросла в мощную службу радиотехнической разведки.