– Остановилось, – продолжил я. – Секунды стали долгими-долгими, и это продолжалось…
– Несколько дней. – Карла выпрямилась и в упор взглянула на меня. – Лин, я не хочу впутывать тебя в свои дела. Просто будь со мной рядом и доверься мне. Ясно?
– Любимый цвет – кроваво-красный, – начал я, жестом поставив галочку в воображаемом списке.
Она снова оперлась на дверной косяк, понимающе улыбнулась:
– Любимое время года – зима. В Базеле. Любимый фильм – «Ки-Ларго» [69] , любимая еда – стейк на гриле, любимая песня – «Интернационал»… Мотоциклы ты еще не полюбила, поэтому любимый автомобиль – «шевроле-камаро», модель шестьдесят седьмого года, матово-черный, с кроваво-красной обивкой салона…
Она меня поцеловала. Я закрыл глаза. Свет вспыхнул, накатил угасающими волнами, исчез, растворился под миром. Любовь – поток, бегущий к океану. Любовь, как Время, ищет смысл. Любовь – как все сущее.
– Прекрати! – Она оттолкнула меня, утерла губы тыльной стороной ладони, уничтожая океан.
Я хотел что-то сказать, но Карла хлестнула меня по щеке и сказала:
– Постарайся выжить. Мне хочется это повторить.
– Поцелуй или пощечину?
– И то и другое. Может быть, в ином порядке.
Она захлопнула дверь у меня перед носом.
Любовь. Любовь – гулкое мраморное эхо в пустынном гостиничном коридоре.
В вестибюле меня ждал Дидье.
– Я надеялся, что ты останешься у Карлы на ночь, – сказал он.
Я поглядел на него.
– Видишь ли, у меня опасные новости, – объяснил он. – Я узнал, где именно Конкэннон барыжит дурью.
Судя по всему, вечер удался. И настроение у меня было подходящее.
– Твоим сведениям можно верить?
– Его видели там сегодня, в три часа пополудни.
– Где?
– В особняке, принадлежащем «скорпионам».
– На Марин-Лайнз-роуд?
– Да. А ты откуда знаешь?
– После того как люди Вишну меня избили, я за ними проследил. Они там часто собираются.
– И что ты намерен делать?
– Постучать в дверь.
– Гранатой? – задумчиво спросил Дидье.
– Нет. Позвони Вишну и скажи, что я приду к нему в гости в десять вечера.
– С чего ты взял, что у меня есть номер его телефона?
– Дидье… – укоризненно вздохнул я.
– Ладно-ладно. У Дидье есть все номера телефонов. Но так ли уж необходимо соваться в львиное логово?
– Вишну захочет поговорить. Он вообще человек разговорчивый.
– Слушай, только без обид… А он захочет с тобой разговаривать?
– Я ушел от Санджая и остался жив. Вишну очень захочет со мной побеседовать.
– Ладно, я позвоню, – вздохнул Дидье и вернулся в гостиницу.
Я махнул швейцару-сикху, и тот подошел к мотоциклу.
– Чем могу служить, баба? – спросил он, приветственно протягивая руку.
Я, как обычно, вложил ему в ладонь несколько купюр:
– Это для всех, раздай после смены.
– Благодарю вас, баба. Сегодня в гостинице несколько вечеринок со знаменитостями, но чаевых от них мы не ждем. Еще будут пожелания?
– Присмотри за мисс Карлой. Если услышишь что-нибудь интересное, дай мне знать. Я остановился в «Амритсаре».
– Тхик, – согласно кивнул он и поспешил к дверям.
Вернулся Дидье, задумчивый, будто рыбак, разглядывающий грозовые тучи.
– Все устроено, – сказал он. – Вишну тебя ждет. Времени мало. Надо запастись оружием и патронами. – Он огляделся в поисках такси.
– Дидье, я оружия не возьму. А ты со мной не поедешь.
– Лин! – Он топнул ногой. – Если ты лишишь меня этого приключения, я оплюю твою могилу. Слово Дидье – кремень.
– Мою могилу? А если ты первым умрешь?
– Оплюю и станцую на ней, как Нуриев.
– Ты станцуешь на моей могиле?
– Как Нуриев.
– Ладно, поехали со мной.
– Может, кого-нибудь еще позвать?
– Какой дурак с нами пойдет? – спросил я, заводя мотоцикл.
– Тоже верно, – согласился он, не прекращая искать такси взглядом.
– Садись!
– Куда?
– На байк, Дидье. Если придется уносить ноги, на такси надеяться бесполезно. Садись!
– Лин, ты же знаешь, мне мотоциклы на нервы действуют.
– Садись, Дидье.
– Если бы автомобили заваливались, когда из них выходишь, я бы и в них не ездил. Так что мой невроз подтверждают законы физики.
– Нет у тебя никакого невроза. Ты просто мотоциклов боишься. У тебя мотофобия.
– Правда? – заинтересованно спросил он.
– Абсолютная правда.
– Мотофобия? Ты точно знаешь?
– Точно. И ничего стыдного в этом нет. У многих моих знакомых тоже мотофобия. Между прочим, это лечится.
– Да?
– Садись, Дидье.
Я припарковал мотоцикл за квартал до особняка. Мы с Дидье остались ждать на тихой стороне улицы. Сквозь деревья луна слагала строфы на асфальте. Дорогу, располосованную штрихами света и тени, перебежал черный кот.
– Вот уж подарок судьбы, – вздохнул Дидье. – Черная кошка.
Мы подошли к воротам. Я оглядел длинную улицу – редкие машины, все спокойно.
– Дидье, может, ты меня здесь подождешь?
– Да как ты смеешь! – возмутился он.
– Ну прости.
Я толкнул створку ворот, пересек двор и уже собрался нажать кнопку звонка, как Дидье меня остановил и, помедлив, позвонил сам.
За витражными стеклами возникла чья-то фигура – к дверям медленно, опираясь на палку, шел громила Хануман.
Он открыл дверь, увидел меня и сощурился:
– Ты опять пришел?
– Расскажи про Пакистан, – попросил я.
Он сдавил мне плечо, как грейпфрут, и втащил меня в коридор. Из дверей в конце коридора высыпала толпа здоровых парней. Хануман толкнул меня в спину.
– Магачуд! Баинчуд! Ганду! Сала! [70] – Парни бешено вращали глазами и сгорали от желания накинуться на меня.