– Дидье, тебе придется разбудить своего приятеля Тито, – сказал я.
– Тито никогда не спит, – возразил Дидье. – Во всяком случае, спящим его никто не видел.
– Отлично. Тогда поедем к нему.
Дидье объяснил Рэнделлу, как проехать в рыбацкий поселок за рынком. Мы остановили машину у рядов перевернутых тележек и отыскали нужный дом в лабиринте узких улочек. При свете керосиновой лампы Тито читал Даррелла [72] . Увидев нас, он заявил, что ему одиноко, и потребовал с нас десять процентов за два часа своего времени. Мы выкурили с ним косяк, поговорили о литературе, а потом я забрал свои вещи.
– Куда теперь, сэр? – спросил Рэнделл.
– В здание «Эйр Индия», – ответил я. – На небесное погребение.
Охранник меня помнил и за небольшую сумму пустил нас на крышу высотки, где медленно вращался красный лучник – логотип авиакомпании «Эйр Индия». Ночь выдалась ясная, бескрайнее звездное небо спорило с океанским простором, на волнах лентами хрупких водорослей покачивались гирлянды пены.
Пока мои спутники восхищались видом, я складывал погребальный костер. Бетонную крышу усеивали кирпичи и обломки кафельной плитки; мы с Навином их собрали и сложили аккуратным коробом – получилась импровизированная печь. Я попросил у охранника газету и смял ее листы в тугие комки. Когда все было готово, из котомки Тито я вытащил Лизину коробку сувениров.
Детская игрушка Лизы – синяя птица заводилась при помощи двух рычажков с кольцами, как у ножниц. При нажатии на рычажки птичка вертела головой и пела песенку. Я протянул игрушку Карле.
В желтом пенале с бронзовыми крышечками на концах хранились мои старые серебряные кольца – он служил Лизе пресс-папье. Пенал я отдал Навину. Камешки, желуди, раковины, амулеты и монетки уместились в обитый синим бархатом футляр, и я вручил его Дидье.
В печь отправились фотографии, разорванные на мелкие клочки, и все, что может гореть, включая пеньковые шлепанцы и саму коробку с надписью «ВОТ ПОЧЕМУ». Поверх тонкой змейкой свернулся серебристый шарфик.
Я поджег газетные листы, и костер занялся. Дидье ускорил процесс, плеснув в огонь из фляжки. Карла сделала то же самое. Навин раздул пламя обломком кафеля.
Карла взяла меня за руку и подвела к парапету, откуда открывался вид на океан.
– Ранджит, – негромко сказал я.
– Ранджит, – так же негромко повторила она.
– Ранджит! – прорычал я.
– Ранджит, – оскалилась Карла.
– Ты как?
– Нормально. Мне некогда о нем думать. А ты как?
– Ранджит, – процедил я, стиснув зубы.
– Она ему всегда нравилась, – вздохнула Карла. – Мне было не до того, я помогала ему делать карьеру и не заметила, как они сблизились.
– По-твоему, Ранджит за Лизой ухлестывал?
– Не знаю. Может быть. Я не интересовалась его личной жизнью, а он мне не рассказывал. Наверное, это потому, что Лизу все любили. Он очень завистливый человек, конкуренции не выносит. Но когда доходило до действий, получался пшик.
– Как это?
– Вот отыщем его, я тебе расскажу. Мои разборки с Ранджитом к делу не относятся, да и не важно все это. Как ни странно, больше всего он боялся успеха. Вообще-то, это со многими происходит. Странно, что названия этой фобии еще не придумали.
– Износ честолюбия?
– А что, мне нравится, – рассмеялась она. – Интересно, чем Ранджит с Лизой в тот вечер занимались?
– Рогипнол называют наркотиком изнасилования, но его часто принимают и добровольно – некоторым партнерам это нравится. Значит, либо Ранджит – насильник, не рассчитавший дозу, либо произошел несчастный случай. Вдобавок, по-моему, Лизу он особо не интересовал, ее занимало его интриганство и политические игры.
– Политические игры? – И Карла рассмеялась.
– Что тут смешного?
– Когда-нибудь расскажу. А как там Дилип-Молния сегодня, очень злобствовал?
– Ну, бока обмял, как обычно.
– Плохие полицейские, как плохие священнослужители, требуют исповедаться, а грехов не отпускают.
– Ты сама-то как?
– Нормально. Прохожу тест Роршаха на синяках. У меня есть синяк, похожий на двух спаривающихся дельфинов… Но у меня богатое воображение, ты же знаешь.
Мне захотелось увидеть этот синяк, поцеловать его и убить того, кто этот синяк поставил.
– Лимузин, Рэнделл, люкс в «Тадже», – задумчиво произнес я. – Все это стоит денег. Знаешь, у меня есть сбережения, сто пятьдесят тысяч долларов. Может, снять тебе квартиру в хорошем районе, со всем необходимым? На время, пока Ранджита не отыщем. Так будет спокойнее.
– Слушай, я же тебе говорила, что у Ранджита я тесно сотрудничала с экономистами и финансовыми аналитиками. Так что деньги у меня есть.
– Да, но…
– Я два года провела с лучшими консультантами, оплаченными боссом. И в моем распоряжении были немалые средства.
Я вспомнил наш разговор на мотоцикле. Я посоветовал ей экономить деньги на первый взнос за дом. А она сотрудничала с экономистами и финансовыми аналитиками и ни словом об этом не обмолвилась, только с милой улыбкой поблагодарила за совет.
– Ты на финансовой бирже спекулировала?
– Не совсем…
– Как это?
– Я не спекулировала, а манипулировала. Рынком.
– Манипулировала?
– Совсем чуть-чуть.
– Чуть-чуть – это сколько?
– Понимаешь, по доверенности я создала трейдинговый блок на суммарную теоретическую стоимость акций Ранджита в предприятиях сферы телекоммуникаций и связи, топливно-энергетического сектора, страхования и транспорта, а потом в течение шестнадцати минут совершала операции купли-продажи.
– Трейдинговый блок?
– Ну да, и шестнадцать минут скупала все как безумная, с шестью трейдерами на шести телефонах.
– А потом?
– А потом чуть скорректировала стоимость ценных бумаг тех независимых компаний, привилегированные акции которых я к тому времени приобрела.
– Что?
– В общем, манипулируя ценами, я слегка повлияла на рынок. Подумаешь, мелочи. Свое заработала и убралась восвояси.
– И сколько же ты заработала?
– Три миллиона.
– Рупий?
– Долларов.
– Ты заработала три миллиона долларов? Рыночными спекуляциями?