Мудрецы опять посовещались.
Винсон решил использовать перерыв для выяснения того, что он не понял, и привлечь к этому меня. Он обнял меня за плечи, наклонил к Карле и хотел задать ей вопрос, но Карла его опередила:
– Сила всегда остается с тобой, если ты отказываешься от насилия.
– Да?
Мудрецы покашляли, готовясь возобновить дебаты.
– Ты привязываешь смысл к намерению со всеми его неясностями, – проворчал Ворчун. – Но можем ли мы на самом деле свободно вынести решение, или же всеми нашими поступками движет Божественный промысел?
– Ты предполагаешь, что мы жертвы Бога? – рассмеялся Идрис. – Зачем же тогда нам дана свободная воля? Чтобы мы мучились? Неужели ты хочешь, чтобы я в это поверил? Воля нам дана, чтобы задавать вопросы Богу, но не для того, чтобы мы рабски ждали Его ответов.
– Меня интересует, во что ты веришь, учитель Идрис.
– Во что я верю, о мудрец, или что я знаю?
– Во что ты веришь всем сердцем, – сказал Ворчун.
– Очень хорошо. Я верю в то, что Источник, породивший нашу Вселенную, появился в этой реальности вместе с нами в виде поля духовных тенденций. Я верю, что Воля, наша человеческая воля, постоянно так или иначе соотносится с полем духовных тенденций, взаимодействуя или не взаимодействуя с ним, подобно световым фотонам, из которых оно состоит.
Наступило очередное совещание мудрецов, и Винсону потребовалось очередное разъяснение.
– Сила – это фактически ты, – шепотом резюмировала сказанное Карла, – если у тебя хватает смирения для этого.
– В своих рассуждениях, учитель-джи, ты во многом исходишь из возможности выбора, – сказал Честолюбец. – Но очень часто наш выбор носит несущественный характер.
– Выбор не бывает несущественным, – возразил Идрис. – Потому-то люди, обладающие властью, и пытаются повлиять на наш выбор. Если бы он был несущественным, это их не заботило бы.
– Но ты же понимаешь, учитель-джи, что я имею в виду, – сказал чуть раздраженно Честолюбец. – Мы ежедневно тысячу раз делаем какой-нибудь тривиальный выбор. Как может выбор быть таким уж важным фактором, если очень часто он касается самых незначительных вещей и делается без участия духа?
– Повторяю, – терпеливо улыбнулся Идрис. – Выбор не может быть несущественным. Он всегда имеет большое значение, независимо от того, насколько сознательно делается. Любой наш выбор смещает проявление Воли, которое мы называем человеческой жизнью, в ту или иную реальность, вызывая то или иное восприятие, и наше решение оказывает либо значительное, либо минимальное, но непреходящее воздействие на ход времени.
– И ты называешь это силой? – усмехнулся Честолюбец.
– Это энергия, – поправил его Идрис. – Духовная энергия, достаточно большая, чтобы изменить Время, а Время – это не пустяк. Оно правило всем живым миллиарды лет, пока ему навстречу не выступила Воля.
Себе-на-уме опять созвал совет. Он явно получал удовольствие от диспута, даже если его коллеги терпели поражение, – а может быть, именно благодаря их поражению. Трудно было сказать, созывал ли он эти тактические летучки для того, чтобы одержать верх над Идрисом или чтобы сбить с толку своих товарищей-мудрецов.
Винсон посмотрел на Карлу.
– Береги свою кармическую задницу, – выдала Карла свое очередное резюме, – ибо все, что ты делаешь, приятель, влияет на ход времени.
Я коротко поцеловал Карлу. Конечно, это было высокое собрание священных мудрецов, но я был уверен, что они простят меня.
– Это чуть ли не лучшее свидание в моей жизни, – сказала она.
Между тем мудрецы, склонившиеся к самому младшему, Ворчуну, и что-то говорившие ему, выпрямились, готовые двинуть в бой свежие силы.
– Это увиливание, – пошел в атаку Ворчун. – Я понял твой тактический прием, учитель-джи. Ты уклоняешься от ответов с помощью словесных трюков. Давай обратимся к священным текстам и заповедям. Если душа человека служит выражением человеческой сущности, как ты вроде бы полагаешь, то, значит, не обязательно исполнять свой долг в жизни, как учат священные тексты?
– Действительно, может ли кто-либо из нас избежать колеса кармы и пренебречь обязанностями, наложенными свыше? – добавил Честолюбец, надеясь уличить Идриса в нарушении профессиональной этики.
– Если существует Божественный источник всех вещей, то, рассуждая рационально и логически, мы должны выполнять долг перед этим источником, – ответил Идрис. – Кроме него, мы в долгу только перед человечеством и перед планетой, благодаря которой мы существуем. Все остальное – личное дело человека.
– Но разве у нас от рождения нет долга, предписанного кармой? – упорствовал Честолюбец.
– У человечества есть прирожденный кармический долг. Отдельный человек рождается с личной кармической миссией, которая играет свою роль в общем кармическом долге.
Мудрецы переглянулись. Возможно, они были пристыжены из-за того, что пытались заманить Идриса в зыбучие пески религиозной догмы, а он избегал этого, сосредоточившись на вере.
– Твой личный Бог говорит с тобой? – спросил Себе-на-уме, теребя свою длинную седую бороду узловатыми пальцами, растрескавшимися с внутренней стороны из-за многолетнего перебирания красно-янтарных медитационных четок со ста восемью бусинами на нитке.
– Какой хороший вопрос! – тихо рассмеялся Идрис. – Ты, как я понимаю, имеешь в виду Бога, который общается лично со мной и заботится обо мне, который изобрел нашу Вселенную и теперь устанавливает связи со всяким возникающим в мире индивидуальным сознанием вроде моего. Я верно тебя понял?
– Совершенно верно, – подтвердил пожилой гуру.
Идрис усмехнулся.
– Что он спросил? – спросил Винсон.
– Любит ли Бог поболтать со смертными, – быстро прошептала Карла, ободряюще улыбнувшись ему.
– А, понятно! – обрадованно отозвался Винсон. – Типа подходит ли Он к телефону?
– Я вижу Бога каждую минуту своей жизни, – сказал Идрис. – И постоянно получаю подтверждение этого. Разумеется, мы общаемся не на человеческом языке, а на духовном языке согласия и связи. Я полагаю, ты знаешь, мудрец, о чем я говорю?
– Да, Идрис, безусловно, – ответил тот, посмеиваясь. – А ты не можешь пояснить это на примере?
– Всякое мирное общение с природой – это естественный разговор с Божественным, и поэтому желательно жить как можно ближе к природе.
– Замечательный пример, – откликнулся Себе-на-уме.
– Открыть свое сердце новому человеку и зажечь огонь любви в его глазах – это тоже разговор с Божественным, – продолжал Идрис, – как и искренняя медитация.
– Ты говорил в начале беседы несколько туманно, Идрис, – сказал Себе-на-уме. – Объясни нам вкратце, в чем смысл и цель жизни.