– Тем же самым дедуктивным методом! – снова не без гордости за себя объявил он. – Настоящий Самоучитель ей всё равно вряд ли бы удалось перевести, но на Вашем месте, имея дело с любопытной китайской рукописью, сулящей многие выгоды, я бы поступил точно так же.
– Но она – не единственная переводчица с китайского в управлении Британской Колониальной полиции, – заметил инспектор.
– Да, мистер Кроуз, да, – махнул указательным пальцем Смит пред своим, приобретшим выразительную мимическую подвижность лицом, – только две другие – англичанки. Ну какой же идиот станет обращаться с таким деликатным поручением к англичанкам! – коммивояжёр громко захохотал.
– Я хочу, чтобы Вы понимали, мистер Смит, что всё, что Вы дальше расскажете о контактах с переводчицей Ляо Вэнь Лянь, может свидетельствовать, как в Вашу пользу, так и напротив, – инспектор сказал это больше для того, чтобы успокоить разгорячённого Смита.
– Я Вас понял, мистер Кроуз, – засопел носом коммивояжер. – Контакты… Контакт был только один, вчера вечером. Я предварительно выследил, где именно она живёт и положился на удачу. Только сначала мне пришлось угостить садовника той старой леди, у которой она снимала комнату. Я убедил его, что имею виды на Ляо, и она вроде бы не против, но нас волнует хозяйка дома, известная своими строгими нравами. Тогда благодарный садовник поспешил меня успокоить и поддержать в моём предприятии. Он рассказал, что леди принимает в качестве снотворного опиумные капли, и это даёт ему возможность самому вволю резвиться по ночам с домработницей Луизой.
(«Вот тебе, и ни одна мышь не проскочит! Старая кошёлка»).
– Девушка вполне могла оставлять рукопись в рабочем кабинете, – продолжал коммивояжер, – и тогда, сами понимаете, мне никак не светило до неё добраться. Как видите, я снова хватался за единственную призрачную возможность. Садовник в назначенный час открыл мне ворота и указал на лестницу, ведущую в мансарду, где жила Ляо. Я поднялся по скрипучим ступеням, но старая леди, видимо, и вправду дрыхла как сурок, наглотавшись своих чудесных капель.
Через оконце комнаты Ляо во внутренний двор проливался тусклый желтоватый свет. Девушка ещё не спала. А то, что она даже на ночь не запирает дверей, я узнал от того же садовника. Охальник как-то сам попытался пробраться к ней, но получил по такому месту, что три дня был вынужден что-то невнятное потом объяснять Луизе, – Смита и теперь, когда он обо всём рассказывал инспектору вновь позабавила эта интимная подробность. – Больше всего я опасался, что она примет меня за насильника, пробравшегося в дом. Поэтому я тихо постучал в её дверь. Мне никто не ответил. Тогда я постучал во второй раз, а потом, не дождавшись ответа и во второй раз, я без приглашения вошёл. Сердце моё бешено колотилось, возможно, я был у самой цели.
– И что Вы увидели?
– Девушка стояла посреди комнаты и держала двумя руками перед собой какой-то странный кривой нож. Она была готова ко всему, это читалось в её взгляде. Тогда я сказал: «Ляо, Вам не нужно бояться меня. Я не опасен. Меня послал Ся Бо, он хочет вернуть то, что принадлежит ему по праву».
– И она Вам поверила? – Кроуз недоверчиво глянул на свою потухшую сигару.
– Не сразу. Но на моей стороне было то, что я кое-что знал о настоящем Самоучителе Игры и о Патриархе Тлаху. Выслушав меня, она, немного поколебавшись, всё-таки отдала мне рукопись Ся Бо, произнеся при этом странную фразу: «Когда лиса попадает в капкан, ей всё равно, в какую сторону бежать».
Инспектор на несколько секунд задумался, осмысливая последние слова Ляо.
– Но Вы же поняли, что это не настоящий Самоучитель, не так ли?
– Разумеется. Только что же мне было делать? Вернуть его тут же девушке обратно, сказав, что Ся Бо эта рукопись уже не нужна? Если бы я тогда придал серьёзное значение её словам, если бы знал, чем всё обернётся, то я бы непременно так и поступил, хоть и выглядел бы чрезвычайно глупо, – коммивояжёр стал терзать свои редкие длинные волосы. – А ещё она дала мне ключ и попросила запереть дверь снаружи.
– И Вам это не показалось странным?
– Конечно, показалось! Но я был так разочарован тем, что у неё не оказалось того, что я искал все эти долгие годы… И я, почти в беспамятстве, сделал то, что она просила.
– И её ключ до сих пор у Вас?
– Да, он в моём саквояже, – Лемюэль Смит потянулся вниз, но Кроуз остановил его, сказав, что возьмёт ключ у него позже.
– Ну, а что же, в таком случае, было в настоящем Самоучителе Игры?
– Этого я не знаю, – снова выпрямившись на стуле, твёрдо выговорил коммивояжер. – Я был лишь послушником в монастыре Тяо Бон, в монастыре истинных ценителей Игры. – Говоря про истинных ценителей Игры, он в знак особого уважения высоко вскинул голову.
– Но Вы сказали, что Ся Бо, то есть Тлаху, был Патриархом?
– Поймите, Кроуз, Игра – это высокое, запредельное и даже смертельно опасное искусство. Это искусство избранных, посвящённых. Когда я говорю «Игра», то не имею в виду ни одну из конкретных игр, известных человечеству. И в то же время, Игра охватывает все когда-либо существовавшие, существующие и ещё не придуманные, а только будущие существовать в мире игры. Вы понимаете меня?
– Честно говоря, с трудом, – признался Кроуз.
– Так вот, поначалу, Тлаху был обычным монахом, но ему каким-то образом удалось придумать некую игру, в которую он вовлёк решительно всех в монастыре, и в результате из этой игры он вышел абсолютным победителем. Это, знаете, как если бы всех великих математиков мира развратили какой-нибудь особенно удачной и привлекательной разновидностью бриджа. И вот теперь, увлекшись этой новой придумкой, они бы, все как один, забросили свои математические построения и только играли бы в карты дни и ночи напролёт. Примерно так и случилось. Именно победа в такой «карточной игре» позволила стать Тлаху Патриархом обители Тяо Бон.
А Самоучитель… Самоучитель – это коллективный труд многих поколений. Он писался на протяжении нескольких сотен лет, и каждый Патриарх вписывал в него что-то новое, некие свои откровения об Игре, снисходившие на него после долгих уединённых размышлений. Но Тлаху решил присвоить себе этот труд и вынести его из монастыря. Какую цель он преследовал, я не знаю. Для простых смертных Самоучитель Игры бесполезен, почти как учебник геометрии для муравьёв. Но, может быть, он решил всё-таки попытаться сделать из Самоучителя что-то более понятное и практически значимое? – пожал плечами Лемюэль Смит, – иначе, зачем, ему понадобилось выносить Самоучитель в мир? Возможно, он решил разбить единое незамутнённое, как воды горного озера, зеркало Игры на множество мелких осколков, в каждом из которых отражается путь выигрыша, приложимый к одной из существующих человеческих игр. С точки зрения любого монаха – это, конечно же, непоправимая глупость и великое кощунство, – он немного помолчал. – В общем, что сделано, то сделано. Моя задача не судить Патриарха Тлаху, а вернуть Самоучитель Игры в монастырь Тяо Бон, если, конечно, он ещё существует в целости и сохранности.