– Ну, хорошо, а если их сжигать?
– Ты, должно быть, знаешь, что тело человека – это очень много воды и горстка пепла. Для того чтобы сжечь его дотла, требуется масса энергии, различные спецсредства, спецтехника и команда исполнителей. Я имею возможность сжигать только мелкие части тела, чтобы они не трансформировались черт знает во что.
– Кладбище вроде небольшое, – заметил Грир.
– Но очень древнее, – возразил Бухлер. – Оно появилось здесь прежде Борея. Захоронения расположены в нем на нескольких уровнях. А благодаря особенностям грунта захороненные в нем тела почти не разлагаются. В свое время мои прапрадяди, Винни и Алистер Бухлеры, пытались определить возраст самого древнего захоронения. Им не удалось это сделать. Они не смогли докопаться до самого нижнего слоя. Но зато нашли монету одна тысяча семьсот восемьдесят второго года до Эпохи Сепаратизма.
– Ого! – не удержавшись, присвистнул Валтор.
– Именно так, – подтвердил Бухлер. – В общем, решение оставить все так, как оно есть, было принято не с кондачка.
– Ну, хорошо, – кивнул Грир. – Ты один из Бухлеров, присматривающих за зомби. Ну, и пас бы их себе на здоровье в полном соответствии с вековыми семейными традициями. Что тебя понесло в кластеры?
– И, самое главное, как ты там оказался? – Валтор двумя пальцами нарисовал в воздухе треугольник. – Как ты перескочил через кордон?
Бухлер поднял руку с открытой ладонью.
– Давайте обо всем по порядку. Как я уже сказал, у меня были два старших брата. А это означало, что мои шансы стать истинным Хранителем Мертвых даже призрачными назвать было трудно.
– Это что же, должность, наследуемая по старшинству? – осведомился Грир.
– Разумеется, – вполне серьезно ответил Моисей. – Как же иначе? Должность может перейти к следующему сыну только в том случае, если старший от нее по какой-то причине откажется. Но у моих братьев не было таких причин. Они оба были истинными Бухлерами, с малолетства готовившимися стать Хранителями. Арий – потому что это было его право. Гавриил – потому что у Ария должен быть дублер. На всякий случай. Мне же в этой ситуации ничего не светило. Разумеется, я тоже был Бухлером. И для меня непременно нашлась бы работа по фамильной специальности. Но все же именно Арий сменил бы отца на месте смотрителя. Гавриил числился бы его помощником. Ну, а я так навсегда и остался бы в глазах всей общественности просто младшим из Бухлеров. – Моисей задумался, быстро провел пальцами по лбу и улыбнулся. – Во всяком случае, так мне тогда казалось. А для молодого парня такая ситуация, согласитесь… ну, в общем, унизительна. Я считал себя ничем не хуже братьев, а потому хотел доказать, что я и сам по себе чего-то стою.
– И ты подался в рамоны, – закончил за Моисея Грир.
– Не сразу, – качнул головой Бухлер. – Сначала я подался в ученики к гуманитариям. Я выбрал именно их, потому что гуманитарная система обучения, исследований и использования полученных знаний кардинально отличалась от того, что делали естественники, каковыми являлись и Бухлеры.
– Нам с Ионой в прошлый раз довелось пообщаться с гуманитариями, – заметил Валтор. – Правда, совсем недолго.
– С кем именно? – живо поинтересовался Моисей.
– С Люцием Ипполитом Краут-Роком Пятым, – четко отчеканил навсегда впечатавшееся в память имя Валтор. – И с Мастером Игры Иозефом Кнехтом.
– Ну, тогда ты понимаешь, что я имею в виду, – кивнул Моисей. – Три с половиной года я прожил в поселке гуманитариев. Я изучал историю, литературу, философию, учился музыке и живописи. Именно там у меня впервые возник интерес к Теории Игры, позднее вылившийся в книгу «Теория и практика игры в кости». С гордостью могу сказать, что Мастер Кнехт назвал мою интерпретацию «Канона Крови» одним из важнейших вкладов в Теории Игры за последние сто лет.
– Но ведь все это было потом. Книга «Канон Крови»… Я имею в виду, после того, как ты покинул Борей.
– Именно в вашем мире я нашел то, чего мне недоставало для окончательного понимания принципа взаимоотношения Игры и Смерти.
– То есть ты заявился к нам для того, чтобы проверить свою теорию?
– Нет. – Бухлер сделал короткий отрицательный жест рукой. – Все намного сложнее. В вашем мире я оказался, можно сказать, по чистой случайности. Вернее, в результате абсолютно невероятного стечения обстоятельств. Или даже лучше так: само мое появление в вашем мире явилось событием, вероятность которого была равна нулю.
– Я все равно ничего не понял. – Грир отчаянно помотал головой, как будто пытаясь стряхнуть налипший на уши песок. – Должно быть, я слишком стар для таких мудреных штук. Скажи мне одно, но только так, чтобы конкретно и ясно. Что ты нашел в нашем мире такого, что сделало из тебя великого философа?
– Я не говорил о великом философе, – смущенно улыбнулся Бухлер.
– Ну, и фиг с ним. Меня интересует не название, а суть. Что ты нашел в этих, суть их, кластерах? Что там вообще можно найти? Вот, взять, к примеру, ну, хотя бы меня. Я почитай что всю свою жизнь в Треугольнике прожил. А только случай подвернулся… Вот как, по-твоему, с чего я вдруг за Валтором увязался, когда узнал, что он в Усопшие Земли собрался? Да потому что сбежать хотелось. Хотя бы на время.
– Ты сам ответил на свой вопрос. Вы создали мир, в котором сами же чувствуете себя некомфортно. Из которого хочется сбежать. Куда угодно. Любым доступным способом. Вот только для большинства бежать-то некуда. И вместо того чтобы попытаться понять, что же вам мешает, и как-то исправить ситуацию, вы постоянно только усугубляете ее. Ты не поверишь, но со стороны кажется, что вы озабочены только тем, как бы создать себе новые проблемы.
Грир посмотрел на Валтора:
– Что скажешь?
Прей пожал плечами:
– Не знаю. Я прежде как-то не задумывался об этом. Но вполне возможно, что Моисей прав. Мне, например, плохо становится, если я долго остаюсь в кластере. На самом деле. Физически плохо. Я чувствую себя как будто больным. Начинаю много пить, таблетки глотаю без остановки. Чтобы прийти в себя, мне нужно сесть за руль квада и укатить в пампу.
Грир похлопал ладонью по лысому затылку.
– Ладно… Видно, придется все же твою книжонку прочитать.
– Она вовсе не такая скучная, как может показаться. Нужно только понимать, что речь в ней идет не просто об игре в кости. Игра служит символическим отображением реальной жизни. Понимаешь?
– Нет.
– Сделать тот или иной выбор – это, по сути, то же самое, что кинуть кости. А выбирать нам приходится постоянно.
– То есть всю свою жизнь я играю в кости?
– Или в какую-то другую игру. Не важно, в какую именно. Я использовал игру в кости только в силу ее наглядности. Ты берешь две кости в кулак, встряхиваешь их и бросаешь. То есть совершаешь некое осознанное действие, рассчитывая на определенный результат. Пока кости катятся – это период неопределенности, когда все варианты являются в равной степени возможными. Но, в конце концов, выпадает какой-то один. И не всегда тот, на который ты рассчитывал. Что самое главное, в этой игре тебе никто не противостоит. Никто не пытается помешать твоей игре. По сути, ты играешь с самим собой. А самый первый бросок костей совершило само мироздание в момент Большого Взрыва, после которого все, что прежде было неопределенным, стало конкретным.