– Понесла же нас нелегкая, – ворчала Марина последнюю треть пути, досадуя и на себя, и на Алексея. Ну что им на месте не сиделось? Сходили бы к реке и вернулись домой. Делать, конечно, все равно нечего. Но можно было бы просто поваляться на старой раскладушке в огороде и почитать книгу.
Алексей, удивительно, не стал вступать с нею в перепалку, хоть обычно начинал спорить и доказывать обратное. Сейчас он просто молчал и улыбался своим мыслям, поглядывая на распогодившееся небо и жмурясь от лучей проглядывающего сквозь облака солнца. Вид у него был совершенно счастливый, как у предвкушающего незабываемые приключения ребенка. Марина взглянула на мужчину – сначала с хмурым недовольством, потому что не разделяла его радости. А потом – уже залюбовавшись им, потому что в его лице прорезались новые, незнакомые ей черты. Она уже давно не любовалась Алексеем вот так, украдкой, словно воруя короткие мгновения счастья: их отношения длились пять лет, и острота первых открытий уступила место привычке. Марине уже думалось, что в лице ее спутника не осталось для нее неоткрытых тайн, она зачастую скользила по нему рассеянным взглядом, не фиксируясь на деталях, как прохожий, идущий изо дня в день по избитому маршруту и не замечающий окружающей обстановки. Но сейчас она с удивлением обнаружила, что лицо ее спутника не просто симпатичное, а красивое. Таким оглушающе красивым Алексей казался ей в уже подзабытый период тайной и от этого по-особому острой в него влюбленности, когда они еще не были парой. Знакомы они были с института. Марина поступила на первый курс, а Алексей уже писал дипломную работу. Познакомились они в один из первых дней учебы: Марина опоздала на занятия и потерялась в огромном здании университета, а Алексей отвел растерянную первокурсницу в нужную аудиторию. Ее спаситель показался ей тогда таким красивым, что Марина промечтала о нем всю лекцию и потом тайно выглядывала на переменках, желая снова встретиться и умирая от мысли, что он при встрече ее не вспомнит. Вспомнил. Но отношения завязались уже к концу учебного года, когда Алексей наконец-то сделал выбор в пользу Марины и расстался со своей постоянной девушкой. За эти пять лет они пережили всю шкалу погодных условий – от теплых солнечных дней с многообещающим легким бризом до штормовых предупреждений, от ураганных, все разрушающих порывов до полного безветрия, в котором отношения, лишенные свежего воздуха, застывали. Марина была импульсивной и обидчивой. Алексей – упрямым и нетерпеливым. Он быстро уставал от ее капризного характера. Она же быстро уставала быть без него и звонила первой, забыв о гордости. Иногда ей казалось, что он ее вовсе не любит. Иногда – что не любит она. Но чаще всего – что они созданы друг для друга, как две шестеренки часового механизма. Алексей с ней соглашался, но шутил, что от разных часов. Вот и притираются эти две шестеренки из двух разных механизмов, стирая острые зубчики, а то и вовсе ломая их. И когда Марина уже решила, что их отношения и в самом деле зашли в тупик и никогда не получат желаемого ею развития, Алексей вдруг сделал ей предложение. Марина вспомнила сейчас о том необычном дне, который начинался совсем обычно, улыбнулась и вновь украдкой взглянула на своего спутника. Морщинка меж бровей, которая проявлялась в часы напряженной работы или во время споров, разгладилась, голубые глаза казались ярче разделенного на сегменты солнечными лучами и облаками неба. Очки в золотой оправе сползли на кончик тонкого носа, волосы растрепались, на губах – легкая улыбка… Он был сейчас похож на рассеянного обаятельного ученого в команде искателей приключений.
– Ты в порядке? – спросил вдруг мужчина.
– Да. А что? – удивилась девушка.
– Ты замолчала. До этого всю дорогу бурчала и вдруг стихла.
– То есть когда я бурчу, значит, в порядке, а если молчу – то нет? – съязвила она.
Алексей, будто желая поддразнить ее, пожал плечами:
– Ну, бурчать – это твое обычное состояние.
– Ах, вот как… – От проблесков хорошего настроения не осталось и следа. Душу опять затянули грозовые тучи с угрожающе сверкающими сквозь них молниями. А Алексей вдруг вскинул, словно ружье, камеру и сделал несколько снимков девушки.
– Перестань!
– На-ка, посмотри! – Он развернул к ней камеру окошечком.
– Не буду!
– А, по-моему, ты вышла отлично!
– Злая и растрепанная!
– Когда злишься, тоже красивая. Хотя когда улыбаешься – красивей.
– Отстань! – буркнула Марина, но все же, не сдержав любопытства, глянула в окошечко. Ну и что в ней Алексей увидел красивого? Растрепанная! Впрочем, взъерошенные ветром волосы ей, оказывается, очень даже шли. Только всю привлекательность портили нахмуренные брови и недовольно поджатые губы. Марина тронула пальцем межбровье, словно опасаясь, что некрасивая морщинка поселится там навсегда.
– Давай перекусим и пойдем дальше, мы уже недалеко.
– Ешь сам, я не хочу.
– Но от чая не откажешься?
– Не откажусь.
Чай у тетки Натальи – будто эликсир, дающий не только силы, но и заряжающий особым осенним настроением. Не тоскливым, как серое, набухшее дождями небо, а другим: с ноткой ностальгии, растворенной в еще не отцветшей с уходом лета радости, с легкой горчинкой дыма костров, со сладостью и ароматом липового меда. После небольшого отдыха они вновь отправились в путь и вскоре пришли к большому, заросшему дикой травой участку, в конце которого виднелось двухэтажное здание, напоминающее бабочку – два крыла и величественная ротонда между ними.
– Это не парадный подъезд, а вид сзади. Здесь когда-то был парк, – пояснил Алексей, успевший уже немного прочитать про усадьбу в Интернете, пока искал дорогу. – К главному входу ведет аллея от железнодорожной станции.
– А внутрь можно будет зайти? – заинтересовалась Марина и щелкнула на мобильный телефон усадьбу издали.
– Не знаю, – почесал затылок Алексей. – Может, и да, а может, и нет. Пока ты ходила за вещами, тетка Наталья сказала, что раньше усадьбу сторожили. Охраняли от вандалов и желающих растащить ее на кирпичики. Можно было попросить у охранников войти внутрь, и они разрешали. А как сейчас обстоят дела – не знаю. На месте сориентируемся.
Молодой человек сделал несколько снимков на камеру – просто вид усадьбы и Марины на фоне белого здания.
– Надо будет почитать подробней об этом месте, – сказала девушка, которая всегда, прежде чем отправляться в путешествие или на экскурсию, заранее изучала путеводители.
– Да, ты права. Как-то спонтанно мы решили сюда прогуляться, не подготовились.
Они прошли через заросший дикой травой бывший парк, в котором уже нельзя было различить ни клумб, ни газонов, ни дорожек. Пару раз остановились, чтобы сфотографировать каменные беседки, оставшиеся еще со времен первых хозяев, и поглядеть со смотровой площадки на вьющуюся внизу серебристой лентой реку. Марина обратила внимание, что на одном из столбиков ограждения отсутствует фигура, взглянула вниз и увидела белеющие на каменном выступе осколки бюста. Как жаль! Ведь наверняка эти скульптуры были сотворены каким-нибудь известным скульптором, и хозяева с гордостью показывали их гостям. Воображение нарисовало похожий осенний день, но только из другой эпохи: нарядные кавалеры и дамы с кружевными зонтиками толпятся на этой площадке, разглядывая в монокли реку и обсуждая последние светские сплетни. Птичье пение смешивается с шелестом подолов модных платьев, хрустальным смехом утонченных дам и звоном бокалов с шампанским. И вот прошло более сотни лет. Давно нет в живых тех дам и кавалеров, и атмосфера праздника вместе с ними тоже умерла. И стоит теперь на этой когда-то нарядной площадке обычная девушка Марина в выцветших джинсах и мятой футболке, и грустит о чем-то непонятном, канувшем в прошлое, будто она сама была когда-то одной из тех светских барышень, а теперь вернулась спустя столетие уже не в родной дом, а на его руины.