Фревен почувствовал, что человек у него за спиной внезапно изменил положение, и тут же получил сильный удар в скулу; перед глазами лейтенанта все поплыло. Второй удар кулака пришелся ему в подбородок и свалил лейтенанта с ног.
У него закружилась голова. Отказались слушаться руки и ноги. Одежда стала холодной и влажной. В белом проеме выхода он разглядел убегающего человека. Потом Фревен поморгал глазами, чтобы прийти в себя, и понял, что весь в крови и в личинках мух.
Фревен чувствовал глухую тоску, ускользавшую и снова проявляющуюся трепетом в животе, как будто внутри него порхают десятки бабочек. Третий взвод получил приказ: они уходили на рассвете.
Между тем лейтенант вернулся на базу, охваченный глухой яростью, которую он пытался подавить в себе прежде, чем встретится со своими людьми. Рана на шее оказалась легким порезом, зато щека болела, и он знал, что не сможет скрыть кровоподтек, тем более что слегка разошелся шов и нитки окрасились кровью. Он зашел в медсанчасть, чтобы ему затянули шов, и узнал о смерти подвергшегося «распятию» солдата. Врачи ничего не смогли сделать. Стало известно, что это Клиффорд Харрис, двадцати двух лет. Тот самый солдат, который отсутствовал на утренней перекличке в роте Дога.
Энн пришла в Улей вместе с последовавшим за ней Маттерсом, и Фревен начал совещание, не ожидая пока они сядут.
— Я думаю, что обнаружил интересную черту личности убийцы, — холодно сообщил он.
Энн заметила его распухшую скулу.
— Что случилось? — с беспокойством поинтересовалась она.
— Мне нанесли визит.
Глаза медсестры округлились от изумления.
— Это… убийца? — пробормотала она.
— Нет. И не Кол Харрисон, но парень из третьего взвода, и говорил он от их имени. Произносил не «я», а «мы».
— Конечно, это убийца! — возразил Монро. — Только он знал, куда вы пошли!
— Нет, я говорил Бейкеру и Ларссону о том, что возвращаюсь туда, и это слышали все люди третьего взвода, они знали, что я пошел один. Достаточно было пойти вслед за мной по тропинке на некотором расстоянии, чтобы остаться незамеченным. Неважно, кто из взвода нанес мне удар. Я был неосторожен, и они мне об этом напомнили.
— Что вы хотели нам сказать? — осведомился Донован. — Зачем так срочно собрали нас?
— Третий взвод получил боевое задание. Они отправляются завтра на рассвете, — ответил Фревен.
— Мы отправимся следом за ними? — спросил Монро.
— Я сейчас пойду туда. Перед этим я хочу сказать вам несколько слов об убийце. Я думаю, что новое преступление отличается от предыдущих. Оно совсем другое.
— В чем? — спросил Ларссон. — Разве его совершил не тот же самый тип? Только не говорите, что есть и второй убийца!
— Нет, преступление совершил тот же самый человек. Тот, который пришел, чтобы посмеяться над нами, и нарисовал план в моей палатке, который привел нас туда, где он… поставил свой жуткий спектакль. Он был хорош в этой игре. Это извращенец, который играет с нами и с жертвами, чтобы доказать свою власть. Никаких сомнений на этот счет.
— И все-таки, в чем отличие последнего преступления от предыдущих?
Фревен помассировал затылок.
— Потому что сегодня утром он не убил. Он не совершил умерщвления.
— Если только это не один из нас, — попытался пошутить Монро, не вызвав ни у кого ни намека на улыбку.
— Обычно он нападает и убивает собственными руками, — продолжал Фревен. — И мы логично предположили, что он получает удовольствие от ощущения всевластия, власти над жизнью и над смертью. Но последний случай — это совсем другое. В этот раз его спектакль имел большее значение, чем просто предание смерти человека. Я не могу поверить, что извращенец заворожен побуждением контролировать, ведь предание смерти сопряжено с риском, он уводит кого-то, мучает его, а в результате уходит, не закончив свое творение, не присутствует тогда, когда еще живая жертва в конце концов умирает, что, как я думал, вызывает у него радость. Если только умерщвление не является основным финалом его спектакля.
— Убийство — не основное в его затее? — в недоумении сказал Маттерс.
— Нет, убийство — это часть его плана. Но не источник удовольствия. А любит он контроль, надзор. Но главное — это представление. Он убивает не для себя.
Все застыли на своих стульях, догадываясь, но не зная, что последует за этим.
— Он убивает для нас.
— Это бессмысленно! — возмутилась Энн. — У него не было бы никакой…
Крэг Фревен перебил ее:
— Каждое из преступлений совершено различными способами: обезглавливание, удушение, вылившееся в мучение с помощью насекомого, и наконец… кровопотеря. Как будто преступник проводит тестирование своих методов, проверяет, какой из них лучше, — но он даже не захотел присутствовать при завершающей стадии последнего.
— Он мог спрятаться в лесу, чтобы все видеть, — предположил Монро.
— Я думал об этом. Однако умерщвление не происходило в бункере. Он мог бы подождать в помещении, чтобы наблюдать. Нет, там были только мы. Сегодня днем я разговаривал с капитаном Моррисом. Хотел узнать, кто из его людей выходил из лагеря сегодня утром. Никто. И он это гарантировал. К ним приходил их полковник, производивший осмотр подразделения перед отправкой на задание. У них состоялась перекличка, на которой присутствовали все боеспособные мужчины. Подготовка и визит полковника пришлись как раз на то время, когда мы были в лесу. И все это закончилось незадолго до того, как мы вернулись оттуда с жертвой.
Монро согласился. Сказанное лейтенантом было трудно опровергнуть.
— Но если ему не нравилось предание смерти, почему же он убивал? — продолжал Фревен. — У всех трех преступлений есть нечто общее. Театральность. И желание нападать, пока его не остановили.
— Культ зловещих спектаклей. Своего рода художник? Вы об этом говорите?
— Скорее, это человек, которым движет холодная ненависть к обществу. К людям. Он убивает потому, что жизнь в его глазах ничего не стоит, но он знает, как ее ценят другие. Он знает, что для других убийство — это очень серьезно. Он умен. Он выставляет напоказ страдание, которое сам вызывает — знак его неистовой злобы, — и хочет, чтобы это видели. Он хочет шокировать нас. Совершать зло для нас как для общества. А также для ВП, убийство Клаувица и Форрела является знаковым, это доказывает, что он выпал из системы, которую мы представляем. ВП — это продолжение общества, его вооруженная рука.
Фревен прислонился к доске, на которую он переписал список фамилий военнослужащих третьего взвода.
— Следовательно, можно предположить, что речь идет о человеке, который вырос в маргинальной среде, безусловно, его травили, отвергали мальчики, его товарищи. Над ним смеялись девочки. У него так и не развилось чувство причастности к обществу.