– Поедем в Загорянку, Володя, пока на дорогах еще относительно свободно, – вдруг сказала я, и водитель, ничуть не удивившись, кивнул:
– Хорошая мысль. Вы ночевать там останетесь?
– Нет. Просто навещу бабушку, она там уже две недели.
Володя снова кивнул, и мы поехали.
Не то чтобы я отчаянно соскучилась по бабушке, но почему-то именно сегодняшний день показался мне подходящим для подобного визита. В конце концов, просто полежу до вечера в своей комнате на втором этаже, послушаю, как орут птицы, вдохну запах распускающихся цветов да посижу в кресле-качалке под дубом. Огромное дерево росло на нашем участке много лет, оно было там еще до того, как дед купил эту дачу, и под ним вечерами мы все любили сидеть и пить чай. Сейчас никого не осталось – только бабушка и я.
Дорога заняла совсем немного времени, что меня удивило – обычно даже в Королеве пробки, но сегодня мне несказанно везло. Бабушка, услышав звук паркующейся у ворот машины, вышла на крыльцо и удивленно вздернула брови, увидев, как я захожу в калитку:
– Варвара? Неожиданно.
– Ты не рада? Могу уехать.
Бабушка покачала головой:
– Нельзя не ершиться со входа? Я не сказала, что не рада тебя видеть, я удивилась, что ты приехала посреди недели в рабочее время, вот и все. Ты с водителем?
– Да. Если машина мешает на улице, я попрошу его загнать ее во двор.
Бабушка нацепила на нос очки, болтавшиеся на цепочке, и оценила масштаб. Последние годы я предпочитала «Мерседес», и его габариты плоховато вписывались в окружающий пейзаж – дорога между участками была не особенно большой.
– Ну, Скворцовых и Лабазниковых сегодня не будет, а Ильин вообще в Европе, так что вряд ли кому-то помешает твоя машина, – изрекла бабушка, прикинув что-то в уме. – По нашей улице мало кто ездит в будни.
– Ну, тогда все в порядке. Володя, вы проходите, – крикнула я водителю, возившемуся в салоне.
– Да, сейчас, – отозвался он, вынимая из-под сиденья пакет, – переоденусь только.
– В доме вам будет удобнее, – категорично заявила бабушка, сходя с крыльца, – можете пройти в комнату на первом этаже, справа по коридору, и там переодеться и вообще отдохнуть – белье на кровати свежее.
Кто бы сомневался! Белье у нее свежее на гостевой кровати! В свои восемьдесят с гаком моя бабушка крахмалила и наглаживала постельное белье до хруста и не признавала никакого цвета, кроме белого. Да, у нее была помощница по хозяйству – мне удалось после многолетних дебатов убедить ее в необходимости подобного шага, – но основную массу домашних дел бабушка по-прежнему делала сама. Странное дело – внешне я очень напоминала бабушку, а вот в остальном трудно было бы найти двух более различающихся людей, чем мы…
– Кстати, ты тоже могла бы сменить костюм, – заметила она, провожая взглядом скрывшегося в доме Володю, – в твоей комнате висит какая-то одежда. Не станешь же ты бродить тут по лесу в деловой одежде.
– Не стану. – Я чмокнула ее в щеку, хотя подобное действие в последнее время давалось мне довольно тяжело, и пошла в свою небольшую комнатку под самой крышей. Эти «апартаменты» я занимала с тех самых пор, как помню себя. Бабушка ничего здесь не меняла, разве что кровать со временем сменилась на более широкую и длинную – я вышла замуж и приезжала сюда уже со Светиком. Сейчас я опять одна.
Найдя в шкафу старые джинсы и просторную майку с каким-то совершенно идиотским рисунком, невесть как оказавшуюся в моем гардеробе, я прилегла на кровать и почувствовала какую-то внезапную свободу – от проблем, от забот, от суеты. От самой себя. Это оказалось неожиданно приятно и словно омолодило меня лет на десять-пятнадцать, вернуло в пору, когда я была беззаботной студенткой юридического факультета и привозила сюда компанию своих приятелей-однокурсников. Чудесное было время… Мы затаривались дешевым вином в пакетах, нехитрой закуской и сигаретами, приезжали сюда после обеда в субботу и гудели до ночи воскресенья. Все было как-то невинно, весело, шумно, но при этом мы не раздражали соседей, не мешали никому… Или люди были добрее? Хотя как это могло быть в те годы, когда зарплаты выплачивались нерегулярно, а полки коммерческих магазинов дразнили взгляд обертками импортного шоколада и бутылками неизвестного алкоголя, какими-то совершенно неведомыми для большинства продуктами и шмотками? Конечно, в нашей компании практически не было «пролетариев», мы все были детками из семей бывшей советской элиты – но вокруг-то жили и обычные люди. Надо же, как время все меняет… Мои однокурсники любили эти поездки – на нашей даче все чувствовали себя свободно и раскованно, бабушка в такие дни сюда не приезжала, а если и оказывалась случайно, то вообще никак не вмешивалась в происходящее. Даже влюбленные парочки чувствовали себя здесь свободно и имели возможность уединиться в одной из комнат двухэтажного дома, чем и пользовались довольно бессовестно. И я с Кириллом не составляла исключения. Именно в этой комнатке под крышей мы проводили с ним ночи в объятиях друг друга. Черт, ну до каких же пор я буду вспоминать Мельникова?! Почему в любой мелочи, даже самой незначительной, я непременно нахожу что-то такое, что напомнит мне о нем? Даже собственная комната…
– Варвара, ты легла отдыхать? – раздался снизу голос бабушки, и я села.
– Нет, переодеваюсь. Я тебе нужна?
– Мы с Владимиром хотим попить чаю, присоединишься?
– Да, сейчас.
Впервые за все время существования дачи я покинула собственную комнату с удовольствием…
После чаепития под дубом Володя вызвался починить чуть покосившийся забор за домом, и бабушка согласилась, сетуя на отсутствие в нашей семье мужчин:
– Был Святослав, да и тот не работник. Что взять с творческого человека? Вот муж мой был, как говорили раньше, рукастый, все сам умел – и столярничать, и плотничать, и кирпич укладывать. Сейчас мужчины этого уже не умеют.
– Ну почему же? – улыбнулся Володя, пробуя пальцем лезвие топора. – Я вот все умею, и ремонт в квартире всегда сам делаю – и себе, и родителям.
– Вы, Владимир, приятное исключение. Я вам очень благодарна за предложенную помощь.
– Да мне же несложно. На свежем воздухе руки размять – одно удовольствие, какой же это труд? Так – развлечение. – Володя выбрал в кладовке под домом нужные инструменты и направился к забору.
– Тогда я сейчас сварю борщ. Это я делаю исключительно вкусно, можете поверить, – заявила бабушка.
– Тебе помочь? – Я поставила чашки и вазочки из-под варенья на поднос и пошла в дом.
– Нет, – отказалась бабушка, – ты в готовке ничего не смыслишь. К сожалению, как я ни старалась в тебя это вложить.
Даже в такой мелочи она не могла удержаться, чтобы не уколоть меня, ну что за характер! Да, я не варю борщи и не крахмалю пододеяльники, зато умею довести до победы даже самое запутанное и сложное дело в суде, вот так вот.
Перемыв чашки и блюдца, я тщательно вытерла все льняным полотенцем, которое выглядело так, словно было куплено вчера, а не добрый десяток лет назад, расставила все в серванте на полках и забралась на стул у большого обеденного стола, придвинутого вплотную к окну, поджав под себя ноги. Створки были раскрыты, и легкий ветер шевелил тонкие занавески, донося с улицы аромат жасмина. Бабушка, повязав передник с кружевами, принялась за чистку овощей. В большой кастрюле уже варился бульон из мозговой косточки – как будто специально припасенной для этой цели, хотя я не предупреждала, что приеду. Со двора доносился звук пилы – Володя ремонтировал забор, менял там сгнившие штакетины.