– Сейчас я угощу вас настоящим барбекю, – объявил Невельсон, начиная разжигать мангал.
– Никогда не думала, что это английская забава.
Дайан, не понимавшая ни слова по-русски, но явно уловившая в моем тоне что-то не совсем гостеприимное, виновато улыбнулась и ответила почти по теме:
– Лайон довольно много времени провел в Америке, а там это обязательный атрибут пикника. Теперь в любой компании мучает всех жареным мясом.
– А вы не любите жареное мясо? – спросила я по-английски.
– Нет, я вегетарианка.
– Это все, как любят говорить у вас, бабья дурь, – сообщил Лайон. – Как можно не есть мяса?
Дайан умолкла, и мне показалось, что ей меньше всего хочется сидеть здесь и смотреть, как ее громогласный супруг раскладывает на решетках толстые куски мяса. Ее лицо выглядело каким-то отечным, и весь вид был совсем далек от того, что я видела в театре. Там она была блестящей ухоженной красавицей, сейчас же передо мной сидела тихая, какая-то забитая женщина неопределенного возраста. Странная метаморфоза.
– Дайан, у вас все в порядке? – спросила я, перегнувшись через стол, но Невельсон услышал и захохотал:
– Тоска по родине! Никак не привыкнет к Москве и ее реалиям.
Дайан бросила на супруга быстрый взгляд и тут же опустила глаза:
– Мне тяжело здесь совсем без друзей.
– Ну, дорогая, уж лучше одиночество, чем та компания, что окружала тебя в Лондоне! – возразил муж и посмотрел на нее таким взглядом, что Дайан съежилась.
После этого маленького инцидента я стала пристальней наблюдать за их отношениями. Мне показалось, что Невельсон контролирует каждый шаг, каждое слово, срывающееся с губ его жены, и даже если увлечен разговором с Русланом, все равно прислушивается к тому, что говорим мы с Дайан. Тотальный контроль какой-то. Она что же – изменяла ему? Иначе откуда такая подозрительность? И Дайан всякий раз замирает, если Лайон вдруг обращает на нее свой взор, – ну чистый кролик перед удавом. Очень странная парочка…
Чтобы помочь Дайан немного расслабиться, я заговорила с ней о балете, и тут она оживилась и даже перестала обращать внимание на взгляды супруга. В делах балетных она явно смыслила, и это, как выяснилось, было немудрено – в Лондоне Дайан одно время писала статьи о балете для довольно крупного издания и даже брала интервью у наших звезд с мировым именем. Рассказывала она об этом увлеченно и страстно, так, как рассказывают люди, не имеющие в жизни больше ничего, кроме вот этого определенного занятия.
– Почему же вы не хотите продолжать? – спросила я, отпивая белое вино из бокала, заботливо поданного мне Русланом.
– Где? Здесь? Я не знаю языка. А это очень затрудняет общение. Кроме того, мое сотрудничество с журналом закончилось, – чуть грустно сказала Дайан.
– Но ведь можно попробовать снова. Можно найти кого-то, кто еще заинтересуется, – настаивала я.
– Вы очень целеустремленная, Варвара, – проговорила Дайан со вздохом, – я, к сожалению, не обладаю и каплей этого качества. Потому ничего в жизни и не достигла.
– Мне кажется, вы преуменьшаете свои достижения.
– Что вы… Имя Дайан Невельсон никому ничего не говорит…
– А вот имя Варвары Жигульской – многим и многое, – вклинился в разговор Невельсон, не совсем вежливо перебив жену, – и тебе, дорогая, стоило бы у нее поучиться. Варвара моложе тебя, кстати.
– Лайон! – укоризненно сказал Руслан, заметив, как омрачилось лицо Дайан. – Я бы не стал сравнивать такие разные сферы деятельности. И потом – разве дело в возрасте?
– Скажите, Варвара, вы предпочитаете сидеть на шее у мужчины или все-таки быть от него независимой? – упирался Невельсон, и его желание унизить жену мне было непонятно и очень злило.
– Есть мужчины, на шею которых я не села бы ни при каких обстоятельствах. Даже если мне пришлось бы голодать.
– Но на мой вопрос вы не ответили, – настаивал он.
– А к чему вам мой ответ? Все и так очевидно. Все, что у меня есть, я заработала сама.
– Я слышал, что вы построили театр своему бывшему мужу и оформили на него дарственную.
– Вы удивительно осведомлены о моей личной и финансовой жизни, это наводит на подозрения, господин Невельсон.
Он захохотал, откинувшись на спинку кресла, и случайно задел бокал с красным вином, которое тут же пролилось на скатерть. Я, увидев расползающееся пятно, почувствовала, как стали ватными руки и ноги, как закружилась голова – сейчас я впаду в свой обычный ступор, и будет очень некрасиво. Даже Руслан не знал о причинах…
Сделав над собой усилие, я встала, пробормотала извинения и быстро ушла в дом, заперлась там в ванной и опустилась на коврик. До каких пор меня будет преследовать эта навязчивая паника при виде красных пятен на белой поверхности? Прошло столько лет! Столько лет – а я по-прежнему перестаю дышать, когда вижу подобное.
Через несколько минут в дверь постучали, и раздался голос Руслана:
– Варя, с тобой все в порядке? Зачем ты заперлась?
– Я скоро выйду, – процедила я с трудом, но Руслан не отставал:
– Открой мне.
– Руслан, я должна побыть одна пару минут, прошу тебя!
Услышав истеричные нотки в моем голосе, Руслан изо всех сил дернул дверь, и хилая защелка отлетела. Обнаружив меня на коврике, но без лезвия в руке, Алиев заметно успокоился, сел рядом и крепко обнял:
– Ну, что с тобой, милая?
– Если ты не будешь приставать сейчас, то, возможно, позже я тебе все расскажу, – выдавила я, не переставая дрожать всем телом.
– Идем, я уложу тебя и постараюсь избавиться от Невельсонов. – Руслан помог мне встать и увел в спальню.
Там, укутанная теплым одеялом, я почувствовала себя немного лучше, хотя перед глазами все еще стояло расплывающееся по белой скатерти пятно. Как кровь…
Надо отдать должное Алиеву – он оказался столь деликатен, что, проводив гостей и придя ко мне в спальню, не стал приставать с расспросами. Он принял душ и улегся рядом, осторожно убрал волосы с моего лица и прошептал на ухо:
– Постарайся уснуть и ничего не бойся, я рядом. Больше никаких страхов.
Мир так устроен, что никому неведомо, где и когда упадет ему в руки драгоценный камень.
Ясунари Кавабата
В место морского побережья мы вынужденно оказались сперва в Санкт-Петербурге. Ранним утром, когда я еще спала, отходя от вчерашней истерики, Руслану кто-то позвонил, и он, дождавшись моего пробуждения, с огорченным лицом сообщил:
– Планы меняются. Мне нужно на три дня в Питер, и только после этого мы сможем улететь на море.
Я только пожала плечами: