У Боку-тян не было денег, поэтому она спала где-нибудь под открытым небом либо в доме у Дамер, но большую часть ночи проводила в баре в Синдзюку. Мой отец не разрешил, чтобы она останавливалась у нас, но это ее не обидело, и я до сих пор получаю от нее письма примерно такого содержания: «Купила себе фиолетовый пиджак, у них были только двубортные, но мне больше идет однобортный».
Дамер же обладала сложным характером и была в чем-то похожа на меня. Свой псевдоним она заимствовала у американского серийного убийцы и испытывала интерес к зверским убийствам и мертвым телам, а еще страдала от навязчивой идеи смерти. Я же после смерти матери откровенно ненавижу подобные мысли. Однажды я сказала Дамер, что навязчивой идеей смерти, как правило, озабочены те, кто еще далеко отстоит от нее, но она на это только пожала плечами. Думаю, что при этом Дамер испытала ко мне такое же чувство отчуждения, как Тоси, когда я ей рассказала, что помогла Червяку.
Это было единственный раз, когда мы говорили о смерти, и я больше никогда не упоминала о своей матери. Я не хотела бередить эту глубокую кровоточащую рану, ибо стремилась продолжать жить, как будто ничего не случилось…
Родители Дамер были в разводе, а она, как и я, была единственным ребенком в семье. Она жила вдвоем с матерью. По ее рассказам, мать была постоянно чем-то занята и редко бывала дома. «Эта особа» – так называла Дамер свою мать. «Эта особа внешне сравнительно привлекательная, но не обладает твердым характером». «Эта особа живет собственной жизнью». Между моей умершей матерью и «этой особой» общим было то, что они обе, живые или мертвые, существовали в совершенно другом мире, далеком от той действительности, в которой жили мы, их дети.
В то время Дамер была влюблена в свою школьную математичку. Эта 26-летняя выпускница университета естественных наук, имеющая высокое самомнение, считала недоумками всех, кто не обладал математическим талантом. Дамер нравилось ее высокомерие, и она не раз говорила, что хочет стать лучше, чем эта женщина, чтобы над ней не могли насмехаться, а если не получится – она была готова умереть. Однажды, когда ее средний балл по математике значительно понизился, она от стыда напилась и ножом порезала себе запястье. Я сама видела тонкий шрам на ее руке. Поэтому Дамер всегда носила при себе книги по математике, но постоянно жаловалась, что не может заниматься, так как Боку-тян, как приживалка, все время путалась у нее в ногах. Она давала Боку-тян деньги и даже свои футболку и шорты. Я говорила, что если Боку-тян мешает, то надо ее прогнать, но Дамер не могла ей ни в чем отказать. Похоже, что непролазная глупость Боку-тян ставила ее в тупик и одновременно вызывала восхищение, так как сама она не могла уподобиться ей. Не знаю, была ли эта слабость подобна ее готовности умереть, если над ней будут насмехаться…
У меня есть свои слабости. С Дамер меня объединяет чувство отчаяния, что с нашими слабостями и проблемами мы не сможем вести полноценную жизнь. Я, например, не могу открыться отцу, что я лесбиянка, как и пока не могу наладить хорошие отношения со своими одноклассниками в школе. И уверена, что не смогу это сделать в дальнейшем. Бремя моих слабостей я буду вынуждена нести всю жизнь, и когда я думаю о будущем, то меня охватывает такое беспокойство, от которого можно прямо свихнуться! Мне бы хотелось, чтобы мои одноклассники считали меня просто девчонкой с некоторыми мальчишескими манерами в поведении, а моим подругам, Тоси, Керарин и Тэраути, я никогда не откроюсь, что я лесби. Из-за этой слабости моя жизнь во сто крат усложнилась, и я оказалась в положении, когда приходится постоянно скрывать свое собственное «я».
С Дамер мы понимали друг друга, и я была рада, что встретила ее. Думаю, что она тоже. Как влюбленные, мы переписывались каждый день, и если от нее не приходило письмо, у меня портилось настроение. Но в конце прошлого года она неожиданно замолчала. Я позвонила ее матери, и та ответила до странности пронзительным и радостным голосом:
– Эта особа уехала учиться в Канаду. Думаю, что, когда там устроится, сообщит о себе вам.
Мне показалось странным, что мать и дочь употребляют по отношению друг к другу одно и то же выражение: «эта особа». У меня даже закралась мысль, не покончила ли с собой Дамер после того, как, не сумев набрать достаточно высокий средний балл по математике, скомпрометировала себя в глазах своей математички. Больше я о Дамер ничего не слышала.
Происшествие, о котором я уже упоминала, случилось ночью, за три дня до окончания летних каникул. Стояла такая же душная и влажная ночь, как и сегодня. Боку-тян объявила, что возвращается домой в Коти, и мы втроем устроили в «Беттине» своего рода прощальную вечеринку, но из этого ничего хорошего не получилось. Выпив немного пива, мы сидели молча, избегая смотреть друг на друга, так что даже хозяйка бара не выдержала и пошутила, что наша встреча скорее напоминает поминки.
Боку-тян провела в Токио 25 дней, из которых первую половину жила, как настоящий бродяга, ночуя где попало, под открытым небом. Затем она заявила, что не может больше выносить вонь своего пропахшего потом тела, и вынудила Дамер пустить ее к себе в дом. В результате их отношения окончательно испортились, так как Боку-тян вела себя как неряшливый парень и неблагодарная деревенщина. Она полдня валялась в постели, ела все, что хотела, из холодильника, устроила в комнате настоящий свинарник и без разрешения надевала одежду Дамер. Если включала душ, то забывала его выключить, не клала на место шампунь и мыло. Дамер сама убирала в доме, стирала свои вещи и вещи своей матери, а также закупала продукты для ужина, и такое поведение Боку-тян не могло не вывести ее из себя. Помимо всего этого, как мне кажется, Дамер так же, как и я, испытывала раздражение и грусть из-за смутного предчувствия, что с окончанием этих летних каникул заканчивается и наша юность.
Вот так мы и сидели, положив локти на прилавок, потягивали пиво и слушали песню «Быстрый автомобиль» в исполнении Трэйси Чапмен. Это была любимая песня хозяйки, но отнюдь не моя.
– Я же уезжаю, и это совсем не то, что я ожидала, – захныкала Боку-тян, но мы на это никак не прореагировали. В глубине души мы уже были по горло сыты ее идиотским поведением. – В следующий раз я вам даже не сообщу о своем приезде.
– Ну и хорошо, – ответила Дамер и посмотрела на часы. – Я ухожу, а то не успею на последнюю электричку.
Я с удивлением посмотрела на нее, ибо она почти всегда оставалась до утра и уезжала с первым утренним поездом. Но не сегодня. С решительным видом она достала кошелек и расплатилась. При этом ее глаза, видневшиеся сквозь упавшую на лоб челку, были грустные и какие-то повзрослевшие. Боку-тян, наблюдавшая за ней краем глаза, бросила дерзким тоном:
– Дамер, ты что, хочешь как можно скорее вновь стать порядочной школьницей? Подумаешь, великое дело…
– Да, хочу, – коротко ответила Дамер и вопросительно посмотрела на меня, как бы спрашивая: ты ведь тоже хочешь? «Да, хочу», – взглядом ответила я совершенно искренне. Если бы я могла, я хотела бы вновь стать порядочной школьницей, но я знала, что мы обе уже не сможем стать обычными серьезными ученицами, потому что мы, будучи девушками, любим других девушек.