Боку-тян продолжала сидеть молча, играя лежащей на прилавке пачкой сигарет «Салем лайт».
– Ну, Боку-тян, пока, до встречи. Было приятно.
Дамер с улыбкой помахала ей. Ее белая тонкая рука выглядела очень женственной, и я с печалью не могла оторвать от нее глаз…
– Какие вы все равнодушные, – пожаловалась Боку-тян и встала, опираясь, как старик, обеими руками на прилавок. – Пойду, где-нибудь напьюсь одна. Иначе не успокоюсь.
У меня не было желания идти с кем-либо из них, и я еще посидела, пока не ушла последняя электричка, и затем вывалилась из бара.
Я собиралась идти пешком от Синдзюку до своего дома в Сосигая, в районе Сэтагая, решив, что это будет последний раз, когда я на заре возвращаюсь домой, чтобы получить приличную взбучку от отца. В то время я еще сочувствовала отцу, только что потерявшему жену, и пыталась вести себя в соответствии с его ожиданиями. Я была рада своему знакомству с Дамер, но общение с таким ничтожным и вульгарным субъектом, как Боку-тян, видимо, явилось причиной моего глубокого разочарования в мире этого квартала. Поэтому я покидала бар с чувством, что перешагнула определенный порог в своей жизни, одновременно испытывая при этом и грусть, и подъем духа.
Когда я спустилась по лестнице и вышла на прилегающую улочку, из темноты неожиданно появилась фигура человека, внешне похожего на женщину крупного телосложения.
– Эй, ты, а ну-ка, подойди сюда! – сказал человек низким мужским голосом с кансайским акцентом.
Он был одет в черный пиджак и узкую, облегающую тело белую юбку, сквозь которую просвечивали трусы. На ногах – серебряного цвета босоножки с неимоверно высокими каблуками, из-за чего тело было наклонено вперед, подчеркивая толстый квадратный зад. На голове красовался парик из длинных черных волос. Только маникюр на его ногтях был наложен красивым узором. В общем, это был жалкий нищий трансвестит. Я запомнила все эти детали, потому что этот тип схватил меня за рукав футболки и не отпускал.
– Что вы хотите? – спросила я.
– Ах ты, нахалка! – закричал он и неожиданно врезал мне кулаком по голове, так что мое левое ухо перестало слышать. Я чуть не повалилась на землю, но трансвестит крепко держал меня за футболку, не давая упасть, и продолжал избивать, приговаривая:
– Зачем ты сюда, к нам, приперлась да еще выдаешь себя за мужика? Такие, как ты, марают нашу честь! Если есть жаждущие бабы, то уж мы сами с этим справимся, а не такие, как ты, дура недоделанная. Нужен мужик, чтобы тебя утрахать, не так ли?
Трансвестит грубо схватил меня за грудь. Ни один парень никогда не касался моей груди, и это стало для меня настоящим шоком.
– Вот, нацепила такие и еще, идиотка, выдаешь себя за парня! Может, еще жалеешь, что у тебя между ног не болтаются яйца? Ты хуже наших испражнений, иди, попробуй полизать их. – И он толкнул меня в кучу свежего навоза. Наверное, из-за того, что у меня из носа шла кровь, я не почувствовала запаха.
Услышав шум, прибежала хозяйка «Беттины» и оказала мне помощь. Хотя я была вся в крови, но серьезных повреждений у меня не было, поэтому она просто усадила меня в такси. В сознании, но покрытая грязью и кровью, я ввалилась в свой дом. Увидев меня в таком виде, отец был потрясен: он решил, что меня изнасиловали. Он долго допытывался, что же со мной все-таки произошло. А я, лежа в своей комнате, только усмехалась, слушая его беспокойные шаги по дому: «С твоей дочерью произошло нечто худшее, чем изнасилование. Ты и представить себе не можешь…»
Из-за распухшего лица я целую неделю не ходила в школу после начала второго семестра. Я никому не говорила о том, что со мной произошло, ни Тоси и Кирарин, ни Тэраути. Не сказала ни слова даже Боку-тян и Дамер. Сама не знаю почему. Моя нога больше никогда не ступала во 2-й квартал Синдзюку – не потому, что я боялась этого места, я боялась обитавших там тварей, которые выдавали себя за людей. И я стала бояться саму себя из-за того, что вызываю такую ненависть в других. Я знала, что люблю девочек, и уже перестала понимать, кто я есть на самом деле, но этот трансвестит, схватив меня за грудь, заставил меня осознать, что я женщина. Тем летом я полностью потеряла уверенность в себе. Может быть, поэтому для меня не стало слишком сильным ударом неожиданное исчезновение Дамер.
Домой я добралась ровно в 11 часов. Отец стоял перед домом с недовольным выражением лица и курил. На нем была свободная футболка, короткие шорты, на ногах – сандалии фирмы «Найк». Мой отец был свободным фотографом. Когда была жива мама, он редко торчал, будучи занятым, как он говорил, «на натурных съемках». После смерти матери он стал в основном снимать в студии в Токио, но при этом стал меньше зарабатывать, из-за чего сильно переживал. Он реже стал выпивать с друзьями и возвращался домой самое позднее до 11 часов. Для меня же жизнь дома была в тягость, так как я хотела, чтобы меня весь мир оставил в покое, особенно после того, как меня избили. Как раз тогда отец, кажется, потерял разницу между понятиями «контролировать» и «охранять».
– А где твой велосипед?
– Я отдала его Тоси.
– Почему?
– У нее украли. Это только на лето, чтобы она могла ездить на свои летние курсы.
Я проскользнула мимо него и вошла в дом. Навстречу мне выскочил наш мальтиец Тедди и стал передними лапами прыгать на меня. Тедди – мамина собачонка, и после ее смерти он стал сокровищем нашего дома. Дед и бабушка не вышли мне навстречу, видимо, спали или, затаив дыхание, прислушивались к моему разговору с отцом. Они были родителями матери, поэтому их не особенно волновал отец, все свое внимание и заботы они направляли на меня. А мне это было в тягость и утомительно. Каждый вечер я молилась, чтобы они скорее умерли.
Я взяла Тедди на руки и стала подниматься по лестнице, когда отец спросил:
– Соседский мальчик твоей Тоси, кажется, убил свою мать. Ты его, наверное, знаешь?
На лице отца было написано любопытство. Он всегда внимательно следил за новостями и был очень наблюдателен. Мне никогда не нравилась эта его черта.
– Откуда мне его знать?
– «Откуда мне его знать?» Разве так разговаривают с отцом? Мне это неприятно. Ну и манера сейчас говорить у молодежи.
– Извини.
Если продолжать долго пререкаться, то отец придет в бешенство, поэтому я поспешила скорее извиниться. К тому же я хотела поговорить с Червяком, пока его еще не схватили.
Смирившись, отец сказал:
– Ложись скорее спать.
Я отпустила Тедди, поднялась в свою комнату на втором этаже и закрыла за собой дверь на ключ. Услышав, что отец зашел в свою спальню, я легла на кровать и достала мобильник. Червяк ответил сразу после первого звонка.
– Алло, это я. – Послышался вздох облегчения Червяка. – Ты все еще в магазине?
– Нет, там я был слишком заметен. Сейчас лежу на парковке за магазином и вижу миллионы звезд.