– Джоди! – позвала я. – Джоди!
Ответа не было. Куда бежать, если не имеешь ни малейшего представления, где искать? И я, хрустя подошвами по усыпанной гравием дорожке, побежала назад, домой. Может быть, Джоди потихоньку вернулась за моей спиной в дом и спряталась где-нибудь внутри? Лежит, например, сейчас на своей кровати в нашей спальне и ждет меня? Я вбежала в спальню. Комната была пуста и казалась еще уродливее, чем прежде.
Я почувствовала, что еще чуть-чуть – и я разревусь.
– Без глупостей, – приказала я самой себе и сильно зажмурилась.
Затем подняла с пола скребок и вновь принялась за работу.
– Я ей покажу, – бормотала я. – Почему я должна так страдать? Злая не я, злая она. Злая, злая, злая. Почему я всегда должна делать так, как она говорит? Просто потому, что она моя сестра?
И я скребла, скребла, скребла. Я скребла так, будто хотела вместе с обоями отодрать, освободить себя от Джоди.
Я стала рассказывать самой себе историю Кассии. Бедная девушка была в отчаянии, потому что Пэнси, ее бывшая лучшая подруга, стала плохо к ней относиться. Стала заставлять Кассию выполнять не только свою, но и ее работу. Я с удвоенной силой набросилась на обои и вскоре, содрав со стены последнюю маленькую полоску, плюхнулась на пол, на груду влажной сморщенной бумаги. Взяла карандаш и нарисовала на стене маленький портрет Кассии – такой одинокой в своем уродливом, почти до пола рабочем платье, из-под которого в разные стороны торчат тяжелые, слишком большие башмаки.
Потом я услышала шаги и вскочила, с надеждой глядя на дверь. Но это оказалась мама.
Я уронила карандаш на пол и села перед своим рисунком.
– Господи боже, какой шурум-бурум! – воскликнула мама, поддевая мокрую груду обоев носком туфли. – Да, вы великолепно справились со своей работой, девочки. – Она огляделась по сторонам и спросила: – А где Джоди?
– Она… Она отошла ненадолго, – сказала я.
– Хорошо, сейчас я пойду готовить ланч, а вам найду большие мешки для мусора, и вы соберете в них все обои, – сказала мама. – А потом поговорю с папой насчет краски. Тебе в какой цвет хочется покрасить стены? В нежно-розовый с инеем?
– Розовый цвет больше подходит для маленьких девочек, – ответила я.
– А ты и есть маленькая девочка.
– Нет, не маленькая. Мне уже почти одиннадцать.
– О да, вполне солидный возраст.
– Не смейся надо мной, мам.
– Я не смеюсь, солнышко. Просто не спеши поскорее вырасти. Не представляю, что я буду делать, когда у меня в доме будет сразу две девочки-подростка. Кстати, что тебе подарить на день рождения, дорогая? Проси все, что хочешь.
– Книги.
– Ты всегда выбираешь книги! Неужели тебе не хочется ничего другого? Подумай хорошенько. Ну ладно, пойду на кухню. Сегодня у нас будет «жаба в норке» – запеченные в тесте сосиски. Приходите в столовую ровно к пяти, договорились?
Собрав обои с помощью совка и щетки до последнего клочка, я запихнула их в черные мешки, потом вышла через нашу квартиру в темный коридор, а оттуда в затянутую паром кухню. Мама с раскрасневшимся лицом колдовала над сковородками. Она заметила меня и спросила:
– А где Джоди?
– Уже идет, – ответила я.
Мне хотелось прийти в столовую чуть раньше, чтобы, если повезет, провести минуту-другую наедине с Харли. Но я пришла слишком рано и слонялась по пустой столовой, огибая столы и скамьи, представляя, что здесь будет твориться, когда в школу съедутся все ученики. Летние каникулы, как всегда, промчатся очень быстро, не успеешь оглянуться – и вот тебе снова первое сентября.
Меня настолько увлекла мысль о том, что мы поселимся в таком красивом готическом особняке, как Мельчестер, что я как-то не удосуживалась по-настоящему задуматься о детях, которые будут жить и учиться здесь вместе со мной и Джоди. Я читала книги о Гарри Потере, но дети, которые съедутся сюда после каникул, явно не будут учениками чародеев. Мне смутно представлялись какие-то неугомонные девчонки, которые дурачатся и подшучивают над своей учительницей французского и любят перекусить среди ночи. А на то, чтобы хоть как-то представить себе местных парней, у меня просто не хватало воображения. Харли оказался для меня полной неожиданностью. Какими же будут остальные парни? Нет, я имела в виду не малышей вроде Зефа и Дэна, а больших, взрослых парней. Честно скажу, я их ненавидела. Однажды я смотрела по телевизору старый фильм «Школьные годы Тома Брауна». Чего только не проделывали с бедным Томом его однокашники, жуть! Они даже подвешивали его над костром и жарили, как ягненка.
Я покосилась на большой камин в конце столовой. Его решетка была завалена сосновыми шишками. Похоже, этот камин никогда не разжигали, что было для меня большим облегчением.
Интересно, издевались ли здесь над Харли? Конечно, он, наверное, на две головы выше остальных парней, но при этом такой тощий и хилый. Не думаю, что он силен в потасовке или драке один на один. Возможно, в случае опасности он просто привык уклоняться и прятаться как барсук.
Барсук. Я вспомнила тот волшебный миг и прикрыла глаза, чтобы снова представить перед собой странного ночного зверька, застывшего в серебристом лунном свете.
Мне было неловко оттого, что я ничего не рассказала об этом Джоди, но Харли прав – она и нескольких секунд не может просидеть тихо и спокойно. Кроме того, сегодня она нечестно поступила со мной, очень нечестно, когда бросила меня в одиночку воевать с обоями. От этой работы у меня болели руки и плечи, на всех пальцах вздулись волдыри. Впрочем, я очень гордилась собой.
Я помахала руками, чтобы остудить кожу и унять боль от волдырей, но тут же почувствовала себя ужасно глупо и неловко, потому что не заметила, как в столовую совершенно беззвучно вошла мисс Понсонби, а вместе с ней трое малышей. Все они остановились и принялись с интересом наблюдать за тем, как я машу руками словно ветряная мельница. Затем Зеф рассмеялся, Дэн тоже завертел руками, а потом еще и ногами, копируя меня. Сакура стояла неподвижно и тихо, робко моргая своими ресницами. Сейчас на ней было старомодное приталенное платье, слишком большое для нее. Короткие рукава опускались ниже тоненьких острых локтей Сакуры, а подол платья почти полностью прикрывал белые носочки на ее ножках-палочках. Со стороны Сакура выглядела жалко, но тем не менее она горделиво перебирала мягкую ткань своими хрупкими пальчиками.
– Какое у тебя красивое платье, Сакура, – сказала я. – Ты в нем такая хорошенькая!
Сакура радужно улыбнулась, ее темные глаза засияли.
– Его прислал мне мой папа. Это мое новое летнее платье, – с гордостью ответила она.
– Тебе очень повезло, – сказала я и, чуть помедлив, спросила: – Ты этим летом собираешься повидаться со своим папой?
– Нет. Он же в Токио, – ответила Сакура так, словно речь шла о другой планете.