Поскольку никто не писал заметок и не составлял докладов в соответствующие отделы, безупречность посадки солнца и безукоризненный интерфейс дня и ночи пропали совершенно втуне.
Поскольку никто не отвечал за него и никто не считался виновным, самое первое живое существо оказалось в полном одиночестве, когда распахнуло окошко своего сознания и выпустило наружу свой первобытный вопль нового рождения. Но тем не менее оно завопило. И завопило снова. И прислушалось.
Никакого ответа. Было множество звуков: плеск волн, вздохи ветра, тихое поскрипывание тектонических плит, отдаленное эхо его собственного вопля, оборачивающееся вокруг полюсов и плывущее обратно, но не было никого, кто мог бы его услышать, никого, кроме одного-единственного одинокого сознания.
Оно подождало. Завопило снова. Прислушалось. Плеск, свист, вздох, скрип, шелест. Ничего.
Ну что ж, когда ты чувствуешь себя неуютно и тебя одолевают дурные предчувствия, и ты не на все сто процентов уверен, что ты вообще должен здесь находиться, нет ничего лучше для подъема настроения, как старая добрая песня. Послышался тихий, смущенный кашель, а затем тонкий, писклявый, но исполненный непреклонной решимости голосок запел…
Солнце надело свою шляпу,
Гип-гип-гип-гип, ура…
Голосок был очень тихим — маленький, тоненький голосок; бесконечно малый голосок посреди бесконечно большого океана.
Солнце надело свою шляпу…
— упрямо повторил он. Тишина.
В нескольких ярдах от него что-то пошевелилось. Шевеление это было настолько крохотным, что даже если бы там и был какой-нибудь наблюдатель, он вряд ли заметил бы его. Однако оно пошевелилось, и прислушалось, и стало живым, и подхватило:
Солнце надело свою шляпу,
И идет прогуляться со двора.
И дело было сделано. Отсюда уже не было пути назад. Континенты встряхнулись, кривя свои скалистые береговые линии в застенчивых ухмылках. Скоро и они кому-то пригодятся, в конце концов.
И когда солнце взошло на следующий день, уже не один, но множество голосов — сопрано, альты, контральто, тенора, баритоны, басы, грубые, тонкие, громкие и тихие — миллионы миллионов голосов взмыли к небу, приветствуя его, и они пели:
Here comes the sun, little darling,
Here comes the sun,
Its all right [50] .
И был вечер, и было утро; день восьмой.
Том Холт родился в 1961 году. В детстве Том был толстым, угрюмым и весьма склонным к размышлениям о Бесконечном. Он обучался в Вестминстерской школе, Водэмском колледже, Оксфорде и Юридическом колледже. Свою первую книгу, «Стихотворения Тома Холта», он выпустил в возрасте тринадцати лет и, к своему ужасу, немедленно был провозглашен вундеркиндом и гениальным ребенком. В Оксфорде Холт открыл существование баров с бильярдом и мгновенно переметнулся от поэзии к комической литературе, начав с двух романов, продолжающих серию Э.Ф. Бенсона «Лючия», и продолжив романами, уже обладающими собственной ярко выраженной индивидуальностью, — «Expecting Someone Taller», «Who’s Afraid Of Beowulf?», «Flying Dutch», «Ye Gods!», «Overtime» и «Grailblazers» (в русском переводе — «Граальщики»). Он написал еще две исторические повести о пятом веке до P. X., хорошо принятую «Goatsong», а также сотрудничал со Стивом Нэллоном в книге «I, Margaret» — автобиографии (неавторизированной) Маргарет Тэтчер.
Несколько более худощавый и веселый, чем в юности, Том Холт теперь женат и живет в Сомерсете.