– Не надо ребячиться, Эстер! У нас нет времени, да в вашем возрасте это и непозволительно.
Теперь девушка действительно разозлилась. Детектив понимал, что ее вывело из себя его дурацкое замечание о возрасте, но ведь она и в самом деле иногда ведет себя по-идиотски! Как и большинство женщин.
Медсестра взглянула на него с раздражением:
– Если вы собираетесь в Эдинбург, чтобы повидать Фэррелайнов, то имейте в виду: они вряд ли скажут вам что-нибудь, кроме того, что наняли меня сопровождать миссис Фэррелайн в Лондон, давать ей утром и вечером лекарство и заботиться о ее удобствах. А я самым чудовищным образом обманула их доверие. Не представляю, каких еще слов вы от них ждете!
– Не стоит так жалеть себя, – резко проговорил Уилья-м. – Вам это пристало меньше, чем кому бы то ни было. Да и времени у нас нет.
Прочитав в глазах Лэттерли откровенное отвращение, он понял, что она достаточно рассержена, чтобы бороться, хотя сама этого и не осознает. Его губы тронула усмешка.
– Конечно, они это скажут, – согласился он. – Но я задам им массу всяких вопросов. – По мере того, как он говорил, в его голове стал складываться план действий. – Я скажу им, что представляю интересы обвинения и хочу быть уверенным в каждой мелочи, чтобы обеспечить безоговорочный успех процесса, а потому должен вникнуть во все детали вашего пребывания там.
– Я провела там всего один день, – перебила его Эстер.
Не обращая на ее слова внимания, Монк продолжал:
– Действуя таким образом, я разузнаю о них как можно больше. Один из них убил ее! Так или иначе, но они себя выдадут. – Он постарался придать своему тону больше уверенности, чем испытывал в действительности. Лишь бы она этого не заметила! Необходимо скрыть от нее горькую правду о том, насколько непросто добиться в этом деле успеха. Он приложит все силы! Нет ничего хуже беспомощности.
Гнев девушки вдруг погас, уступив место страху.
– Вы так считаете? – голос ее дрогнул.
Уильям инстинктивно подался вперед и, взяв ее руку, крепко пожал:
– Убежден. Вряд ли этого удастся добиться легко и быстро, но это произойдет.
Затем сыщик умолк. Они с медсестрой слишком хорошо знали друг друга, и по ее глазам он понял, о чем она думает. О том деле, которое они расследовали вместе и в котором наконец добрались до правды, но слишком поздно – когда уже был осужден и повешен невинный человек.
– Я убежден в этом, Эстер! – страстно воскликнул детектив. – Я найду разгадку, чего бы это ни стоило и с кем бы мне ни пришлось ради этого столкнуться.
Глаза заключенной наполнились слезами, и она отвернулась, от испуга на мгновение потеряв власть над собой.
Уильям стиснул зубы. Почему она так по-дурацки независима? Почему не расплачется, как всякая женщина на ее месте? Тогда он мог бы обнять ее, как-то поддержать – без всякой задней мысли! Ужасно! Он и прежде с трудом выносил ее, но видеть, как она изменилась, было еще тяжелее.
И самое скверное, что он не может бросить все и уйти. Это же не просто очередное расследование. Здесь речь идет о судьбе Эстер, и проиграть он просто не вправе!
– Расскажите мне о них, – сердито потребовал Монк. – Кто такие Фэррелайны? Что вы о них думаете? Каковы ваши впечатления?
Мисс Лэттерли обернулась и удивленно посмотрела на него, а потом, овладев собой, заговорила:
– Старшего сына зовут Элестер. Он – казначей-прокуратор…
– Мне нужны не факты! – перебил ее сыщик. – Их я могу узнать и сам. Меня интересует, что вы о нем думаете. Счастлив он или несчастен? Был ли он встревожен? Любил свою мать или ненавидел? Боялся ее? Была ли она женщиной властной, требовательной, деспотичной? Да говорите же!
Сиделка слабо улыбнулась:
– Мне она показалась вполне обычной женщиной, очень доброй…
– Ее убили, Эстер! Без всякой причины убийство не совершают. Кто-то или ненавидел ее, или боялся. Почему? Расскажите мне о ней поподробнее. Только не нужно объяснять, какой очаровательной женщиной она была. Молодых женщин иногда убивают за то, что они очаровательны, но старух – никогда!
Улыбка Лэттерли сделалась чуть шире:
– Вы воображаете, что, сидя за решеткой, я не пыталась угадать, почему кому-то понадобилось убить ее? Элестер выглядел слегка обеспокоенным, хотя это может ни о чем не свидетельствовать. Как я уже сказала, он – казначей-прокуратор…
– Что такое казначей-прокуратор? – Сейчас Монку было не до того, чтобы из гордости скрывать свою неосведомленность.
– Кажется, что-то вроде королевского прокурора.
– Ага! – Детектив тут же начал мысленно перебирать возможные версии.
– А у младшего брата, Кеннета, было назначено какое-то свидание, но родственники не знали, с кем. Они подозревают, что он за кем-то ухаживает, но никто из них ее никогда не видел.
– Ясно. Еще что?
– Не знаю! Правда, не знаю! Квинлен, муж Айлиш…
– Кто такая Айлиш? Вы сказали – Айлиш? Что это за имя?
– Не знаю! Наверное, шотландское. Это средняя дочь. Старшая – Уна. А Гризельда – младшая.
– Ладно, что там насчет Квинлена?
– Он и Байярд Макайвор, муж Уны, похоже, друг друга не любят. Но я не могу представить, какое отношение все это имеет к убийству. В любой семье существуют взаимные симпатии или неприязнь, особенно если все живут под одной крышей!
– Боже сохрани! – с чувством воскликнул Уильям. Мысль о необходимости жить в таком тесном контакте с другими людьми была для него невыносима. Он слишком дорожил своей независимостью, чтобы подлаживаться в быту к кому бы то ни было, а меньше всего – к человеку, достаточно хорошо его знающему.
Эстер взглянула на него с недоумением:
– Из-за этого никто из них не стал бы ее убивать.
– Дом принадлежал ей? – вдруг спросил детектив. – А как насчет состояния? Ладно, неважно. Вы все равно не знаете. Рэтбоун это выяснит. Лучше подробно расскажите мне, что вы делали с момента появления в доме и до самого отъезда. Когда вы оставались одна? Где находится гардеробная? И где хранилась аптечка?
– Все это я уже рассказывала Оливеру, – запротестовала девушка.
– Я хочу услышать это от вас, – холодно проговорил Монк. – Я не могу работать со сведениями, полученными из вторых рук. И кроме того, я спрашиваю о том, что важно для меня, а не для Оливера.
Мисс Лэттерли не стала спорить и, присев на краешек койки, подробно, со всеми деталями рассказала все, что могла припомнить. По тому, с какой легкостью она находила нужные слова и как уверенно говорила, ее собеседник понял, что мысленно она уже много раз повторяла этот рассказ. Он живо представил, как эта несчастная часами сидит, напуганная, в темной камере, достаточно проницательная, чтобы в полной мере оценить нависшую над ней опасность и понять, что они могут так и не доискаться правды или обнаружить ее слишком поздно. Ей уже приходилось с этим сталкиваться. Да и у самого Монка случались неудачи. Нет, черт возьми, на этот раз он добьется успеха, чего бы это ни стоило!