Картинка получалась жутковатая…
Адвокат в очередной раз перечитал послание Дениса. Убедился, что содержание его намертво закрепилось в соответствующих ячейках памяти, встал и прошел к пассажирскому туалету по правому борту.
Там он достаточно шумно справил нужду и вместе с продуктами своей жизнедеятельности спустил в лабиринты фановых труб мелко разорванные останки письма.
Вернулся на место – чуть впереди, за мутными стеклами иллюминатора уже показались финские берега…
Люди из полицейской «наружки», которые плотно опекали Виноградова в рейсе, не получили задания откорректировать поведение объекта с целью изъятия корреспонденции. На каком-то этапе это еще вполне можно было сделать – открыто или зашифрованно, однако теперь они только с досадой фиксировали его действия в сводке негласного наблюдения.
* * *
Владимир Александрович не знал точно, как выглядят легендарные «три тополя на Плющихе» – он даже фильм с этим ставшим уже нарицательным названием не удосужился посмотреть. Однако сразу же почему-то решил, что оно полностью соответствует собирательному образу тех, кто встречал Виноградова на набережной города-порта Хельсинки.
Господин Уго Тоом был мужчина крупный, высокий и бледный от нездорового образа жизни. Шляпа и кожаный плащ делали его похожим на гениального сыщика из послевоенных дешевых комиксов.
Рядом с коллегой стоял до смешного похожий на него представитель финской контрразведки – такой же массивный, тяжелый и широкоплечий. Во всей позе этого человека читалась непоколебимая уверенность в собственной правоте и основанном на ней праве принимать решения.
Замерший с подобающим выражением на лице третий «тополь» не достиг еще начальственного возраста и габаритов – он даже стоял несколько позади и в сторонке.
Адвокат приветственно поднял ладошку и чуть было не поскользнулся на металлическом трапе:
– Перк-коле!
Он мог чертыхнуться и по-русски, но язык Владимира Александровича сам собой выплюнул под ноги именно местное неприличное ругательство.
С погодой опять не везло – столица Финляндии от соборного купола до последнего камушка мостовых вымокла и продрогла на осеннем ветру.
– Здравствуйте! – Это было второе слово адвоката после выхода с судна и выполнения нехитрых таможенно-пограничных формальностей.
– Здравствуйте, – сначала, на правах старого знакомого, протянул руку эстонец.
Потом он представил коллегу:
– Знакомьтесь – это господин Пекка Паасонен!
– Очень приятно! – ответил на очередное рукопожатие адвокат. Поинтересовался, глядя прямо в обманчиво-сонные глаза стоящего напротив человека и заранее зная ответ: – Мы раньше не встречались?
Уго Тоом спросил то же самое по-фински, и господин Паасонен моментально сделал со своим лицом нечто, отдаленно похожее на улыбку. Кивнул и заговорил, оставляя необходимые паузы для перевода:
– Он очень рад, что судьба опять привела вас в Хельсинки. К сожалению, поводы для встреч далеко не всегда бывают радостными… Тем более, если речь идет о работе, которой мы все занимаемся.
– Знает ли господин Паасонен, что я больше не служу в российской полиции?
– Да, он проинформирован. И очень сожалеет, если увольнение было каким-то образом связано с той историей.
Виноградов хмыкнул:
– Переведите, что нет худа без добра – это у нас такая поговорка… Или пословица? Я всегда путаю. – Ему захотелось еще кое-что добавить, но Владимир Александрович сдержался – не время, да и не место: – Все в порядке!
– Можем ехать уже?
– Да, разумеется. Почему бы нет?
Неразговорчивый охранник господина Паасонена расчистил взглядом пространство до выхода к автомобильной стоянке, и вскоре все четверо двинулись к поджидающей их полицейской машине…
Виноградову уже как-то пришлось пить кофе в этом непритязательном здании на Фредрикинкату.
– Теперь направо!
– Спасибо. Я помню.
Даже кабинет на втором этаже оказался все тот же: большое окно, стены из светлого пластика, полки с папками и справочниками.
Недорогая мебель. Компьютер. Мясистый цветок в старомодной кадушке…
И опять при беседе Владимира Александровича с господином Паасоненом присутствовал некто третий – только на этот раз вместо переводчика в углу расположился представитель эстонской спецслужбы.
Собственно, именно после той давней встречи жизнь и карьера капитана Виноградова стали похожи на перехваченный неожиданным утренним гололедом автомобиль. Его то швыряло к обочине жизненной трассы, то выносило на встречную полосу, то, развернув поперек движения, волокло вообще неизвестно куда – в темноту.
Скорость давно уже была значительно выше допустимой.
Впрочем, пока все ограничивалось ушибами, мелкими вмятинами и яростным скрипом покрышек – но мастерство или особое хладнокровие водителя были тут вовсе не при чем.
Владимир Александрович понимал, что все эти годы избежать столкновения или смертельного заноса в кювет ему удавалось только чудом.
Конечно, все началось значительно раньше, чем на глазах милицейского капитана Виноградова пристрелили продажного журналиста Осю Гутмана. К тому времени за плечами Владимира Александровича был уже десятилетний опыт агентурно-оперативной работы, горячие точки ближнего зарубежья, первые заработки на стороне и главное – граничащая с уверенностью, оплаченная своей и чужой кровью догадка о том, что за спинами оперов и бандитов «большие фуражки» давно уже снюхались с лидерами преступного мира.
Журналист Гутман, по мнению знавших его людей, был человеком убогим и не то чтобы продажным, но – общедоступным, как шариковая ручка за стойкой сберкассы. Его использовали все кому не лень, не церемонясь и не расстраиваясь особо, если кончалась паста.
Поэтому, когда прямо посреди Хельсинки на глазах Владимира Александровича, его семьи и десятков других разноязыких гостей финской столицы неизвестные продырявили Гутману лысый череп, никто не расстроился. А Виноградов даже из чувства профессиональной солидарности и личной неприязни к покойнику поделился с господином Паасоненом и его коллегами-полицейскими кое-какой информацией, выходящей за рамки свидетельских показаний.
И началось… Смерть журналиста как будто сорвала тогда крышку огромного чана с кипящим дерьмом. Наружу полезли бандитские кровавые разборки, коррупция, сексуальные меньшинства, интересы спецслужб, нелегальная эмиграция в Северную Европу и еще кое-что, о чем нынешний адвокат до сих пор вспоминает с позывами тошноты.
Виноградов бежал за границу и некоторое время читал в Скандинавском университете лекции о российской организованной преступности. Вернулся – когда стало можно. Поработав на ниве частного сыска и экономического контршпионажа, потом восстановился в органах.