Гак захотелось вернуться к Франсуа, чтобы вместе с ним полюбоваться этим небом; если бы она привела свое намерение в исполнение, то увидела бы, что Франсуа так и замер на месте и не отрываясь смотрит на нее сияющими любовью глазами.
– Закат как закат, – решила она через минуту, – им можно любоваться каждый вечер.
Сара тоже смотрела из окна своей комнаты на лиловые и розовые облака, залитые последними лучами заходящего солнца.
Свидание с любимым в такой дивный вечер…
На землю спустилась ночь, любовно смягчая очертания предметов и заливая их лунным светом, сначала золотистым, потом непорочно прозрачным, по мере того как месяц подымался выше.
Холодный ветер приносил на своих крыльях дуновение безграничной пустыни, и к запаху листвы примешивался приторный, удушливый аромат каких-то пряностей.
Даже звонки трамвая звучали мелодичнее, а разноцветные фонари придавали улицам праздничный вид; арабы в национальных костюмах проходили мимо, улыбаясь и запахивая свои бурнусы, которые развевал ветер.
А над всем этим, подобно багряной королевской мантии, опрокинулся сверкающий звездами темный небесный купол.
Сара затрепетала… Разлука приходила к концу. Она не рассуждала… Она только чувствовала себя счастливой. Посмотрелась в зеркало, ее глаза горели любовью. Найдет ли Жюльен ее по-прежнему красивой?
Как-то однажды он сказал ей:
– Моя душа обитает в вашем прекрасном теле!
Она попыталась вызвать в своем воображении его образ, но это ей не удалось и огорчило ее. Она помнила только некоторые его движения: привычку отбрасывать назад свои густые, мягкие кудри, которая подчеркивала красоту его сильных, благородных рук… привычку щуриться, когда он сердился…
Они не произнесут ни одного слова… слова бессильны, они только обнимутся, и в этом объятии встретят зарю новой жизни.
Поцелуй выражает иногда так много!..
Она вспомнила их первый поцелуй, который дал им полноту счастья, страсти и обладания друг другом.
Поцелуй после разлуки даст еще больше…
Чего ей бояться?
«Нечего, жизнь будет сплошным праздником для меня… для нас…» – поправилась она мысленно.
«Мы» – бесценное словечко «мы», не он и я, а «мы», «мы оба», а не «один».
Она припоминала жесты и отдельные выражения Жюльена, его словечки, такие нелепые и такие дорогие ее сердцу.
По всей вероятности, у всех влюбленных существуют свои особые сокращенные «словечки», в которых столько очарования, несмотря на их глупость.
А ее маленькие «права»! Как приятно иметь право поправить галстук, взъерошить волосы или одобрить костюм любимого!
Есть женщины, для которых любовь – искусство. Сара была именно такой женщиной и умела облагородить своей любовью даже самые банальные вещи.
Все, что давало ей случай «отдать себя», переставало быть в ее глазах мелочным.
Она стояла у открытого окна, откуда был виден город и часть бухты, и больше не боялась за свое счастье.
Через несколько часов она увидит Жюльена, а потом…
Ей не хотелось заглядывать вперед…
Одеваясь с помощью Гак, она еще раз взглянула на себя в зеркало.
– Не тревожьтесь, – ворчливо заметила ей Гак, – он не найдет в вас никакой перемены. Я как раз обратила внимание Франсуа на то, что вы выглядите еще моложе, чем прежде, особенно когда у вас эта скромная прическа на пробор с маленьким локоном на лбу. Ни дать ни взять подросток, которого водила гулять.
– Мне хотелось бы вернуть эти времена. Впрочем… – поправилась Сара, – сегодня я вполне счастлива. Нет, я не надену никаких украшений, даже жемчужного ожерелья. Уберите их. И поспешим, я боюсь опоздать.
«Я ничего не имела бы против этого», – пробормотала про себя Гак, следуя за Сарой с мехом в руках.
Автомобиль был уже подан.
Сара уселась, и Гак укутала ей ноги, не переставая твердить Франсуа, чтобы он «глядел в оба».
Она никак не могла кончить своей возни, то укрывала и подтыкала что-то, то осматривала окна…
– Желаю вам удачи, миледи, – сказала она наконец угрюмо, захлопывая дверцу перед своим собственным носом.
Сара крикнула ей что-то вдогонку, и автомобиль тронулся с места.
Перед маленьким зеркалом стояла вазочка с белыми розами, которые раздобыли где-то Гак и Франсуа.
«Какие они милые оба!» – с нежностью подумала Сара.
Сначала они ехали по широкому бульвару, дома и магазины которого были образчиками самых разнообразных архитектурных стилей; здесь было очень много кафе, но низшего сорта, посетителями которых были исключительно французские солдаты в синих с красным мундирах и фесках; потом они свернули в одну из узких боковых улиц, и Восток, таинственный, благоухающий Восток принял их в свои объятия: в пыли копошились дети, собаки бродили среди отбросов; неба почти не было видно, такие высокие были нависшие друг на друга дома.
Сара с любопытством смотрела по сторонам; на мгновение перед ее глазами сверкнула водная поверхность бухты и сейчас же исчезла за поворотом.
Масляные лампочки висели у входов, бросая слабый отблеск на раскрашенные притолоки и прибитые гвоздями вывески.
Франсуа запутался, и ему пришлось остановиться, чтобы расспросить о дороге. Какой-то солдат, судя по акценту уроженец Южной Франции, указал ему направление.
– Мы приехали, миледи, – сказал он неожиданно, и Сара едва удержалась, чтобы не крикнуть:
– Поезжайте дальше, не останавливайтесь…
Автомобиль остановился у белой стены, около ворот стоял часовой, лениво прислонившись к сторожевой будке.
По первому требованию Франсуа он поспешно распахнул ворота.
– Прикажете доложить о вас, миледи? – спросил Франсуа Сару.
– Нет, – торопливо ответила она, – пожалуйста, подождите меня здесь.
С минуту она колебалась, слуга-араб выжидающе смотрел на нее, указывая рукой на дверь.
Чего она боится? Автомобиль стоит у ворот, Франсуа так успокоительно действует на нервы своим голландским видом, и она сейчас увидит того, кого любит и кто отвечает ей тем же!
Она так быстро пошла вперед, что слуга едва успевал показывать ей дорогу.
Он остановился около какой-то двери, на пороге которой Сару приветствовал пожилой человек, очевидно дворецкий.
Она назвала себя, и в ту же минуту услыхала смех: смеялись мужчина и женщина.
Она отшатнулась; ей почудилось, что мозаичные стены вестибюля превращаются в решетки тюрьмы, из которой нет выхода.
Зашевелилась портьера, и какая-то фигура, вся в белом, сделала несколько шагов в ее направлении, бесшумно ступая мягкими туфлями.