В этот момент пирогу поднесло к источнику звука достаточно близко, чтобы, будто в подтверждение слов Георгия, стало слышно, что плач прерывается причитаниями на каком-то индейском наречии. Да уж, кричал явно не павиан.
Всеволод шумно вздохнул и снова взялся за весло:
– Ладно, братец, уговорил, сплаваем, посмотрим, кто это там голосит, как кошка ошпаренная. Только в воду, будь любезен, не прыгай. Пираньи тебя в один момент обглодают, – пробурчал косматый путешественник.
Лодка повернула и направилась к песчаной отмели, крики доносились с небольшого плато, чуть выше по берегу. Большакова, опомнившись, стала запоздало возмущаться:
– Я хочу напомнить вам, Всеволод Иванович, что руководство экспедицией находится целиком в моей компетенции, и я не позволю принимать решения самовольно! Как самый профессиональный и опытный ученый из присутствующих, я заявляю, что ваша вылазка может окончиться плачевно! Да, это кричит человек, но возможно, это ловушка! Отец Лоренцо, а вы что сидите, будто жабу проглотили? Можете разобрать, что это за наречие?
– Ох, к сожалению, мне кажется, я знаю, что это за место, – высокий священник поежился. – Здесь раньше находилась процветающая деревня пигмейского племени куальчи. Они занимались золотодобычей и слыли искусными ремесленниками, но… жили отшельниками и почти не заключали браки с другими племенами. Годы кровосмешения и затворничества сделали свое дело, и племя выродилось. Последние годы о них мало что было слышно.
– Превосходно! – Большакова даже привстала в лодке. – Вот так вы этой нелепой версией о пигмеях, святой отец, в очередной раз доказали свою…
– Тише! – Георгий прижал палец к губам. – Нас могут услышать. Кто знает, что нас там ждет.
Родин первым легко спрыгнул на песчаный берег, сжимая в руке крепкий дорожный посох. Отец Лоренцо о чем-то быстро и тихо поговорил с Пачакутеком, после чего индеец, коротко кивнув, взял один из винчестеров и замер на страже лодки и пассажиров. Сам же отец Лоренцо, отдуваясь и краснея лицом, последовал за Родиным. Анюта сделала попытку вылезти из лодки вслед за своим кумиром, но Родин резко шикнул на нее и жестом велел оставаться с Ириной. Анюта обиженно поджала губки, и уши ее запылали. Последним на берег сошел Всеволод, перед этим галантно подав руку Большаковой. Небольшой отряд вошел в полосу джунглей, отделявшую деревню от берега.
Георгий подкрался к краю опушки, на которой ютилась деревенька золотоискателей. Отсюда явственно слышались не только писклявые причитания индейцев, но и грубый мужской смех, перемежавшийся испанской речью. Этого с реки слышно не было. Георгий призадумался. В эту секунду рядом с ним появился старший брат. Несмотря на внушительные габариты, Всеволод, передвигаясь по джунглям, создавал шума не больше, чем легкий ветерок. Где-то внизу пыхтели отец Лоренцо и Большакова. Братья переглянулись и, раздвинув густой папоротник, осторожно выглянули на поляну.
Зрелище, которое им открылось, было и ужасным, и абсурдным одновременно. Индейская деревушка выглядела жалко, останки больших деревянных строений, разваленных каким-то давнишним ураганом, были частично растасканы на дрова, из самых годных частей индейцы сколотили убогие хибарки, стоявшие поодаль. Везде царило запустение, примитивные орудия труда говорили о неуклюжих попытках вести сельское хозяйство. Посредине, на неком подобии площади, находился потухший очаг, а вокруг него – столбы, когда-то поддерживавшие давно обвалившуюся крышу. Там-то и разыгрывалась сцена, заставившая обоих Родиных нахмуриться.
На их глазах происходила пытка, достойная свирепых дикарей, только вот незадача – в роли мучителей выступали белые люди. Индейцы же были привязаны к столбам вокруг огромного костра. Кривоногие и низкорослые, не более полутора аршин, настоящие карлики с копнами черных спутанных волос. И без того неприятные, слишком крупные черты лица жертв были искажены страданием. Их палачи, крепкие белые мужчины, по виду испанцы, одетые в морские парусиновые брюки и куртки, применяли к ним весьма жестокую пытку – они поочередно накидывали на шею индейцам веревочную петлю, оснащенную палкой, и медленно затягивали ее. Темно-коричневые лица карликов постепенно приобретали лиловый оттенок, глаза еще более выпучивались, рот перекашивался в безмолвном крике, пока жертва наконец не теряла сознание, роняя косматую голову на грудь. Особо жуткие гримасы жертв вызывали у испанцев взрывы грубого хохота. Остальные индейцы в ожидании пытки выли и причитали, производя тот самый звук, который привлек внимание путешественников.
Один из бледнолицых разбойников, явно главарь банды, допрашивал крохотного сухонького старичка, похожего на обезьянку, видимо вождя племени. Одной рукой он держал старого индейца за пучок волос мышиного цвета, а другой водил у него перед лицом острием ножа-навахи, повторяя на испанском короткий вопрос. Слов было не разобрать, но явно слышалось повторяемое «el oro».
Убедившись в тщетности расспросов, испанец отпустил голову старика и махнул своим подручным, чтобы те возобновили пытку.
Родин пригляделся к главарю и замер. Вот так встреча, да это же старый знакомый – Серхио Карабанья! А остальные разбойники были не кто иные, как матросы с «Людовика Благочестивого»!
Так, значит, купания в море, которое ему устроил Георгий при прошлой встрече, не хватило, чтобы остудить горячий характер испанского задиры. Ну что же, этому можно помочь. В зеленых глазах провинциального доктора появились гневные искры, и он начал медленно вставать, собираясь покинуть свое укрытие. Но могучая рука брата тут же придавила его обратно.
– Ты что, Енюша, зеленых ягод с куста поел? Куда прешь? Не видишь, там их восемь человек, и оружие наверняка у них имеется, чай, не в бирюльки играть к карликам приплыли. – Всеволод хрипло шептал, крепко удерживая младшего брата за плечо.
Но Георгия было сложно остановить.
– Отпусти, брат, все равно пойду. Сейчас я этому хлыщу покажу, как маленьких обижать. – Молодой доктор, уже опьяненный воздухом битвы, попытался высвободиться из братских объятий, несколько секунд в кустах папоротника происходила безмолвная борьба, в результате которой Всеволод отпустил Георгия, прошипев напоследок:
– Ну, пеняй на себя, Енюша, я тебе помогать не буду, чай, не маленький уже, разбирайся сам.
* * *
Серхио Карабанья был так увлечен допросом старого упрямого касика, которому уже давно хотел свернуть цыплячью шею, что не сразу понял, о чем кричат его товарищи-матросы. Обернувшись в направлении, которое ему указывали, он был немало удивлен. На опушке у самого края джунглей стоял коренастый господин в простом дорожном костюме и с палкой-посохом в руке. Смотрел он без всякого страха, даже с насмешкой. Незнакомец пригладил рукой непокорный каштановый вихор и громко сказал по-испански:
– Благородный дон Серхио, видимо, давешний урок хороших манер прошел для вас впустую, ну так я могу его повторить.
Карабанья мгновенно узнал незнакомца, и неотмщенное оскорбление заставило его стиснуть зубы. Неужели его обидчик здесь, один в глухих джунглях, где никто не услышит крика? Дева Мария, что за удача!