– Сейчас у меня было одно интересное впечатление… – несколько собравшись, проговорил ростовщик. – Признайся-ка, ты думала обо мне, когда я сейчас встречался с виконтессой? Я как будто наяву слышал твой голосок…
Супруга не сразу оторвалась от молитвенника. Летуновскому даже показалось, что она не слышит и не чувствует его присутствия. После затянувшейся паузы, когда он уже не ждал ответа, Теофилия вдруг произнесла:
– Я молилась и просила Мадонну, чтобы она образумила эту женщину и не дала ей совершить страшный грех… Виконтесса стала добычей дьявола, это он подсказывает ей одну злую мысль за другой. Ее сердце черно… Но надежда есть для всех, пока человек не умер!
И бывший ростовщик понял, что перемены, совершившиеся в будуаре, полностью отражают то, как изменилась его жена. Прежде он считал ее чрезмерно набожной, только и всего. Но перед ним явилась женщина, верующая так глубоко, что ей была дана способность передавать свои мысли на расстоянии и внушать их окружающим. Для человека приземленного, впервые столкнувшегося с чем-то сверхъестественным, это было настоящим потрясением.
Лишь в пятом часу утра он провалился в сон, но почти тотчас из него вынырнул. Ему приснилась Теофилия. Она стояла на коленях перед статуэткой Мадонны и молилась. Потом, словно ощутив его взгляд, обернулась и попросила: «Помолись со мной!»
Ни секунды не раздумывая, Казимир Аристархович вскочил с постели, взял со столика горящую свечу и отправился в покои жены. Он застал ее на коленях перед Мадонной, как увидел во сне. Уже ничему не удивляясь, ростовщик опустился рядом на колени. Теофилия читала розарий, медленно перебирая четки. Остановившись на миг, она прошептала:
– Молись за моего отца…
«Вот те на! А на отпевании отца еле-еле две слезинки обронила!» Летуновский и думать забыл о покойном тесте, хотя с момента похорон прошло немного времени. Теофилия носила траур, разорила свой будуар, постоянно молилась, произносила странные речи, а он ничего особенного в этом не видел, считая перемены краткосрочной прихотью. Ведь надоедали же Теофилии дорогие наряды, украшения, безделушки, надоест и эта игра в религиозность… Ан нет, дело оказалось серьезное! «Что же, можно помолиться за Тадеуша, хотя что толку молиться за самоубийцу? Он ведь в аду. Другое дело души Чистилища, за тех и велено молиться, жертвовать на мессы… А этот…»
Он механически читал молитвы, не вдумываясь в слова, не особо веря в их силу. Его мысли неотступно вращались вокруг покойного тестя. «Теофилия прокляла отца, – думал он, странно волнуясь, – Заведомский пошел и утопился в Яузе. Даже умер будто назло! Получается, Теофилия косвенно повинна в его смерти…» Он украдкой взглянул на жену.
«А ведь в тот злополучный вечер Тадеуш сперва зашел ко мне, просил денег… Сумма не была такой уж неподъемной… Негодяй, правда, не стоил моих забот, но если бы я дал Тадеушу денег, он не пошел бы к Теофилии, она не прогнала бы его… И мой драгоценный тесть мог бы жить и по сей день, никого этим, правда, не радуя, кроме кредиторов… Получается, я виной всему? Из-за меня Теофиличка так переменилась и страдает?!»
Казимир Аристархович с изумлением ощутил под веками вскипевшие едкие слезы. Это было так непривычно ростовщику, что все его тело пронзила острая боль.
* * *
Покинув дом Летуновского, виконтесса решила заехать в один из самых престижных букинистических магазинов Москвы. Его содержал некий француз, мсье Перрен, представительный старик высокого роста, с богатой шевелюрой непослушных седых волос, напоминающей львиную гриву. Он сразу распознал в Елене знатную особу и учтиво расшаркался перед ней, изгибая юношески стройный стан с тем изяществом, которое доступно лишь уроженцам Франции.
– Какие книги вас интересуют, мадам? – спросил букинист.
– Меня интересуют распродажи частных московских коллекций, – прямо заявила она, не видя смысла в мистификациях. – У вас имеются такие сведения?
– Конечно, мадам, – тряхнул седой гривой старый букинист. – Вот, извольте взглянуть.
Он подвел ее к своей конторке, из-за которой вышел, когда виконтесса появилась в магазине, выдвинул один из ящиков и с поклоном подал листок, исписанный по-французски красивым, каллиграфическим почерком.
– Вы можете убедиться, сударыня, что в ближайшем месяце мы ожидаем три любопытных аукциона!
На листке были указаны даты и адреса намеченных распродаж, а также фамилии владельцев библиотек. Имени Белозерского в списке не значилось.
– Как часто проводятся в Москве подобные аукционы? – поинтересовалась виконтесса.
– Довольно часто… однако, – букинист несколько замешкался, – указанные здесь аукционы вряд ли состоятся в ближайшее время…
– Почему? – Елена недоуменно подняла на него взгляд.
– Эпидемия, мадам. Сами понимаете, – развел руками старый букинист. – Все откладывается на неопределенный срок… Москвичи уезжают… Покупателей нет, и книгами никто не интересуется!
– Ах, вот что… – протянула Елена.
– Это время надо просто пережить, сударыня, и все будет по-прежнему. Если я чем-то еще могу служить вам, я весь к вашим услугам!
Виконтесса украдкой перевела дух, от сердца сразу отлегло. Роковое решение, которое ей предстояло принять, откладывалось вместе с аукционами, среди которых маячил еще не назначенный, но неизбежный аукцион Белозерского. Мсье Перрен показался Елене очень милым человеком, и она, чтобы как-то его отблагодарить, с любезной улыбкой произнесла:
– Я, собственно, ничего определенного не собиралась покупать, но раз уж я здесь… Не могли бы вы отыскать для меня книгу, которой зачитывалась ваша бабушка?
– О, мадам! – растрогался букинист, сделав честь чувствительности своей нации. Его кроткие голубые глаза увлажнились. – Я с удовольствием отыщу для вас такую книгу, однако должен вас предупредить: то, что нравилось нашим бабушкам сто лет назад, вряд ли придется по вкусу нынешней читательнице. Это может показаться сентиментальным… даже смешным! Новый век, новые нравы, знаете ли… Моя бабушка любила романы мсье Мариво. Например, «Удивительные действия взаимного влечения». Еще «Фарзамон, или Новые романические безумства». Также был прекрасный роман «Карета, застрявшая в грязи». Однако этих книг у меня сейчас в наличии нет…
«И слава богу! – подумала Елена, успевшая пожалеть о своем капризе. – Как я такое подарю Майтрейи, уже читавшей Стендаля?!»
– Зато есть очень редкая книга – «Жизнь Марианны» того же самого автора, изданная в тысяча семьсот двадцать восьмом году известной парижской издательницей вдовой Кутелье. Вы непременно получите удовольствие от чтения, сударыня, – доверительно добавил Перрен, – история любовная, авантюрная и в высшей степени запутанная… И вполне приличная!
В карете, положив изящно упакованный томик Мариво на колени, Элен де Гранси с усмешкой подумала: «Вот и я, подобно моим предкам, начала собирать библиотеку. Недурное начало: расхожая фривольная книжонка прошлого века!»