– Мы еще обязательно увидимся, – похожие друг на друга, как близнецы, вампиры одновременно подмигнули Зилу и вместе с заложницей и зеленобородым трофеем исчезли в темном зеве входа в склеп.
– Увидимся, а то!.. – Зил шагнул следом, наплевав на то, что «птица» чесалась так, что хотелось отобрать у Лариссы секиру и отрубить себе руку.
Его схватили сзади и повалили на брусчатку.
* * *
Пока происходила вся эта суета с вампирами и захватом заложницы, Сыч подбирался поближе к Каре, борясь с желанием немедленно накинуться на блондинку, которая разлучила его с любимой секирой.
Прежний Сыч раскидал бы сотню человек и не заметил бы, но прежнего Сыча уже нет и еще нет, его новое тело не переняло пока что от его сущности нужные навыки, не обросло тем панцирем мышц и рефлексов, который необходим, чтобы не просто сражаться, но всегда и везде побеждать. Ничего, скоро все будет!..
Сыч так увлекся Карой, что не сразу почувствовал на себе взгляд – смотрела на него Ларисса, мерзкая девчонка, не принявшая его извинений. Он ощутил, что и Мор испытывает к ней неприязнь из-за того, что она от него сбежала. Надо же, эта дрянь умудрилась насолить им обоим, объединенным теперь одним телом! Хоть в чем-то они едины…
Хорошо, что муть, внушенная Сычу в Древе Жизни, начисто из него выветрилась на Поле Отцов. Не скрывая больше своих намерений, Сыч шагнул к блондинке. Не сводя с него глаз, она потянулась к рукояти Кары, будто секира способна, защищая ее, навредить Сычу. Да Кара перерубит тебя пополам, маленькая дрянь!..
И тут Сыча вроде как приподняло над площадью тысячами глаз, глядящих на него.
С момента поражения Родда прошло достаточно времени, чтобы выжившие жители Моса пришли в себя, выблевали из желудков и легких тонжерр и осознали, что с ними было в эти последние несколько дней, что за безобразие случилось на площади, сколько народу тут погибло. Вот потому теперь между гор трупов бродили люди, выискивая своих родных и близких, и стоял плач и вой по невинно убиенным.
Но тут вдруг на площади стало тихо-тихо – граждане Моса увидели Сыча.
Точнее – подданные обнаружили своего князя Мора.
И кто-то, нарушив звенящую тишину, крикнул, что это князь во всем виноват, что князь увел мужчин на войну, позволив напасть на город колдуну Родду, и что надо князя за это покарать – лучше бы повесить или сжечь. И этот клич подхватили, и Сычу пришлось бы несладко, если бы на площадь не вышло стройными слаженными рядами его могучее воинство под предводительством бородача-южанина. Не дожидаясь особого распоряжения князя, бряцая оружием и доспехами из железного дерева, воины быстро успокоили особо горластых, бросив их трупы в общие кучи. После того, как бунт был подавлен в зародыше, к Сычу подбежал южанин и, хлопнувшись перед ним на колени, надрывая глотку, проорал так, что слышно было и за городской стеной: «Да это же князь! Воскрес! Чудо! Наш князь! Да я сам видел, как его убили. А вот он, родной, вот он! Живой! Чудо! Князь наш непобедимый! Чудо!»
«И я видел! И я!..» – завторили южанину его воины, а ратники, что в составе отряда вернулись в Мос, резко закивали головами, подтверждая их слова.
Вовремя южанин привел свой отряд в Мос, очень вовремя.
Жители города кто по собственной воле, кто по принуждению воинов опустились перед Сычом на колени. Он велел им всем подняться, потому что у них у всех горе, и все они в этом горе равны, а князю не пристало вставать на колени, так пусть же и его подданные – наши подданные! – будут с ним плечом к плечу, чтобы вместе оплакать павших.
Это, похоже, понравилось горожанам, кто-то всплакнул после речи Сыча, кто-то захлопал в ладоши…
И тут к нему устремилась эта женщина, княгиня Ренатта, мать Мора, и она опять назвала его любимым сыном, сказала, что им вместе надо многое сделать, и он опять растаял, почувствовав в ней жгучую нежность, которую ранее никогда не испытывал ни к одной женщине.
И все бы хорошо, но во всей этой суете Сыч потерял из виду Кару, и мерзкая девчонка Ларисса не преминула этим воспользоваться. Прихватив секиру, она затерялась в толпе. Но почему тогда Сыч не смог нащупать ее след, он ведь следопыт, лучший из лучших, и все же след Кары был расплывчат, странен, Кара была так близко от него, что это ощущение близости сбивало с толку, Сычу казалось, что она везде – и справа, и слева, и у него за спиной. А тут еще княгиня никак не желала оставить его одного – вцепилась в его руку и давай рассказывать, что поможет ему править праведно, что будет рядом на престоле со своим сыном, что им вместе предстоит привести Мос к светлому будущему… Он с трудом подавил в себе нежность к ней, исходящую от Мора.
На престоле, да? И править… А ведь для всех Сыч – князь Мор, потому что выглядит как Мор. Так почему бы и не занять место владыки Моса? Он взглянул на княгиню и решил, что сразу не будет ее убивать.
– Да, мама, я буду с тобой на престоле. Ты и я – вместе! – выдал он громко, с пафосом.
И увидел, как вытянулось ее лицо и как на лицах его подданных возникло сомнение, они все будто почуяли, что князь не настоящий. Что такое? Почему вдруг?..
Ну как же! Он ведь сказал о себе «я», а не как всегда – «мы»! Пока сомнения не укоренились в головах, Сыч выдал длинную речь о том, что мы, князь Мор, теперь и всегда будем спасением для нашего народа, что мы снизим налоги – это вызвало такой шквал одобрительных криков, что Мор-Сыч едва не оглох – и укрепим границу так, чтобы ни один ублюдок-полукровка не смог к нам проникнуть ни по суше, ни по воде, ни по воздуху! Это тоже весьма понравилось его подданным. Все разом позабыли, что князь Мор угробил множество подданных на затеянной им и проигранной им же войне, никто и не подумал, что обещания его ничего не стоят, потому что заранее невыполнимы. Ну как – как?! – можно запретить пиросам порхать в небесах на высоте, недостижимой для стрел?! Главное – князь пообещал. Не сосед пообещал, а сам князь! Князь!.. Сыч улыбнулся, глядя на обожающую его толпу. Он только-только стал венценосной особой, а ему уже понравилось править.
И тут он вновь четко ощутил Кару и увидел Лариссу – мерзкая девчонка вышла из склепа, ведя за руку другую мерзкую девчонку. Сыч хотел уже, наплевав на все, метнуться к Лариссе и отобрать-таки Кару, но воины добыли где-то княжеское кресло, под одобрительные крики толпы усадили в него Сыча и на руках понесли его вместе с креслом в замок.
– Князь! Князь! Князь! – скандировала толпа.
Впервые в жизни его любили. Любили искренне, самозабвенно.
* * *
– Ты как, ушастый? Жив? – первое, что услышал Зил, придя в себя. Над ним склонилась Ларисса, он чувствовал приятный запах ее пота. Рядом с ней напряженно сопел Траст, и от этого парня пахло не очень-то ароматно.
Не открывая глаз, леший кивнул. Ему стыдно было встречаться взглядом с матерью, которая стояла рядом, она ведь точно стояла рядом. А ведь он не смог защитить сестру, упал тут, как последний сосунок. Не смог, не смог, не смог!..