В большинстве случаев пьяные заморские гости сами провоцировали криминогенные ситуации, поэтому вешать на себя дурной глухарь желания не возникало. Судебной перспективы такие дела, даже при аресте злодеев, не имели: ни свидетелей, ни потерпевших.
Поэтому приходилось практиковаться в языке.
– Ладно, там подстрахуют.
– Кого подстрахуют – меня? В Америке?
– Что же поделаешь… Заказчик просил, чтобы некто Виноградов участвовал лично.
– Почему это? – насторожился Владимир Александрович. – Откуда он меня может знать?
Собеседник пожал плечами:
– Наверное, вы ему чем-то нравитесь… – Вторую часть вопроса он предпочел проигнорировать. И сразу же перешел к делу: – Завтра сдашь дела в редакции. Завтра они получат приказ о твоем откомандировании в Москву, на учебу. Что-то по линии бывшего политуправления, не помню, как сейчас называется… Послезавтра вылетишь, там встретят. Несколько дней, пока мы тут всякие визовые вопросы решим, организационные, потолкаешься на виду, на занятиях. Потом заболеешь.
– Чем это? – Как всякий относительно здоровый человек, Виноградов относился к медицине с пугливой настороженностью.
– Что-нибудь инфекционное. – Ушастый мстительно прищурился. – Дизентерия, к примеру, или просто понос… Да не дергайся ты! Только документы оформим, а на госпитализацию наш человек ляжет.
– Вечно вы, шеф, придумаете…
– Подробности позже. Деньги и все прочее… Перед вылетом нужно еще будет встретиться, а окончательно до ума доведем все в Москве. Спать любишь?
– Естественно!
– Придется потерпеть. Днем – учеба, вечером пьянки… чтобы политруки не подумали, что от коллектива отрываешься. А ночью готовиться будем.
Нельзя сказать, что перспектива манила. Но Париж, говорят, стоит мессы.
– Ладно, ступай… На колесах?
– Нет. Пришлось пешком… До завтра.
– Всего доброго, Владимир Александрович! Я найду вас, вероятно, после обеда… Счастливой охоты!
Виноградов тогда обернулся и уже на пороге бункера с удовольствием послал ушастого к черту.
* * *
– Эф-би-ай, – отозвался мужской голос в трубке.
– Ду ю спик рашен?
– Да, вы можете говорить по-русски… – Сотрудник Федерального бюро расследований не был соотечественником Владимира Александровича. Разве что в пятом поколении.
– Вы – Лэс Макдаффи?
Теперь, дозвонившись до ФБР, он уже довольно уверенно произносил написанную на клочке бумаги фамилию. А с первого раза это практически не получалось.
– Да, это я. Говорите!
– Моя фамилия Виноградов. Я звонил позавчера.
– Да, я помню. – Дружелюбие угадывалось даже сквозь чудовищный акцент.
– В прошлый раз вы сказали, что сами свяжетесь… Я оставлял в отеле номер телефона, по которому меня можно найти. Вы не звонили?
– Нет, я пока не звонил.
– К сожалению, я не слишком долго пробуду в Америке.
– Как вам понравился Нью-Йорк?
– Это прекрасный, фантастический город. Но я приехал по делу. По тому делу, о котором уже говорил…
– Я обязательно с вами свяжусь.
– Хорошо! Буду ждать. До свидания.
– Желаю вам всего хорошего! – Тон собеседника абсолютно не изменился.
Владимир Александрович в сердцах придавил рычаг уличного автомата:
– Вот сволочь… – и тут же испугался: а вдруг у них тут предусмотрена какая-нибудь защита от телефонных хулиганов? Сейчас как обрызгает краской вонючей или заорет на весь район, чтобы полиция подоспела.
– Не расстраивайся, Саныч. Это был дохлый номер. – Сергей по прозвищу Рэмбо еще раз сверился с расписанием. – Двинулись, а то опоздаем.
Действительно, к платформе уже подползала серебристая гусеница электрички.
– Долго нам ехать?
– Прилично. Другой конец… Но часа через полтора в общей сложности будем.
Разговаривали вполголоса – на всякий случай. Как успел заметить Владимир Александрович, вероятность в Нью-Йорке нарваться на человека, понимающего по-русски, была высока до смешного. Если раньше, говорят, бывшие граждане СССР встречались преимущественно в Бруклине или на дешевых распродажах центральных универмагов, то теперь и престижные пригороды, и деловой Манхэттен утратили безусловную монополию английского языка.
– Может, зря мы машину бросили?
– Не знаю… Честно говоря, я, наверное, первый раз за последние года четыре общественным транспортом пользуюсь. – Рэмбо полюбовался на купленные в кассе билеты. – Да это и дороже выходит! Тут без автомобиля – как голый. Хотя, конечно, если в трафик влипнешь…
– Куда влипнешь? – не понял Виноградов.
– Ну в пробку попадешь! Иногда по два часа добираемся, хотя пешком ходу минут десять.
– Понял… Ладно, ничего не поделаешь.
По счастью, спутник Владимира Александровича не злоупотреблял американизмами типа «юзаная кара» или «рефьюзник». Хотя было ясно, что в первом случае речь идет о неновом транспортном средстве, а во втором просто имелся в виду человек, которому долгое время отказывали в выезде из бывшего Союза, то есть «отказник»… Владимир Александрович понимал, о чем речь, но слух подобные выражения резали.
Впрочем, на эту тему в свое время высказался Маяковский – и ни убавить, ни прибавить…
– Саныч, я редко ошибаюсь в таких вопросах. Нас вели от самого отеля.
– Тот «шевроле» и такси желтое?
– Остальных я мог и не заметить.
– Значит, все-таки мною интересуются… – Виноградов вспомнил рыжего верзилу в холле – получалось, что вряд ли хвост привел за собой напарник. Но когда они отъезжали на взятой Сергеем в аренду машине, кто-то точно увязался следом. – Ты чистый был до этого?
– Проверялся! – пожал плечами тот. – Никогда нельзя быть уверенным, но ничего подозрительного…
Обнаружив «сопровождение», они не стали устраивать по городу автомобильные гонки. Это в кино хорошо, а взаправду – мигом очутишься в наручниках за нарушение правил дорожного движения.
– Потом никаких командировочных не хватит рассчитаться, а то и вышвырнут из страны без разговоров, – объяснил свое решение Рэмбо. Они как раз без аппетита пережевывали заказанную пиццу. – Цены здесь, однако… У нас процентов на двадцать дешевле.
Владимир Александрович сразу почему-то догадался, что Сергей имеет в виду не родную деревню на Псковщине, а забегаловки нью-йоркских окраин. Странно, но даже гамбургеры в демократичных «Макдональдсах» стоили по-разному – в зависимости от географического положения. Хоть и шла речь о считаных центах, но…
– Давай я позову, рассчитаюсь?