– Все, свободен. Передай в отдел к себе, там следователь из прокуратуры где-то должен ошиваться.
– Найду! – На сегодня дежурство закончилось, и это было приятно. – Разрешите идти?
– Я же сказал… Привет!
– До свидания. – Подать руку первым милиционер не решился, а встречной инициативы никто из остающихся не проявил.
– Бывай здоров!
– Желаю удачи, молодой человек, – несколько сгладил неловкость Виноградов.
Хлопнула дверь.
– Вы домой, Виноградов? – поинтересовался майор.
– А куда еще?
– Могу подвезти. Я на своей, а живу через два дома от вас, за универсамом.
– Саныч! – предостерегающе хмыкнул Дагутин.
– Бросьте… – поморщился майор. – Доставлю в целости и сохранности. Безо всяких провокаций!
– Я не об этом. – Борис выразительно покосился на пристроенную рядом с телевизором авоську. – Как, Саныч?
В сетке томилась вечерняя, нетронутая по причине случившихся потрясений бутылка «Русской». И некоторое количество еды, готовое стать закуской.
– Не, я не буду. Не хочется!
– А за помин души?
С такими аргументами Виноградов обычно не спорил:
– На донышко… Не возражаете?
– Нет. Святое дело! Я подожду.
Чувствовалось, что Филимонов – мужчина достойный. Такое поведение заслуживало награды, и Дагутин, не помня зла, предложил:
– Будешь?
– Давай!
Переход на «ты» совершился абсолютно естественно и непринужденно.
– Вам, ментам, что! Выпил, сел за руль…
– Разные гаишники попадаются.
– Ой, только не надо! Он нам, Саныч, будет рассказывать.
Дагутин разлил – немного, граммов по пятьдесят:
– Земля ему пухом!
Выпили. Чем-то загрызли.
– Еще?
– Нет, хватит. Едем?
– Да, конечно! – Виноградов заторопился, неловко ощупал себя, убеждаясь, что все на месте. – Домой. Только домой…
* * *
По городу покатили – одно удовольствие! Поток трудящихся в это время обычно устремляется из спальных районов в направлении центра: грохот, шум, вонь… Потрепанные автобусы, толпа на турникетах, мат-перемат и трамвайные склоки. Машины наползают одна на другую, пихаются, вылетают на рельсы, отчаянно разбивая ходовую часть на ямах и рытвинах, и все это только для того, чтобы через несколько метров уткнуться в тоскливую неподвижность заглохшего посредине моста многотонного панелевоза.
Повязанные общей бедою, извечной бедою русского человека, родившегося не там и не тогда, здесь все ненавидят всех: водители-профессионалы – многочисленных «чайников», владельцы личного автомобиля – бездарный общественный транспорт. Те, кому удалось-таки втиснуться в чрево троллейбусов, с ненавистью провожают глазами уютные салоны чьих-то «жигулей», едущие ненавидят идущих. Дорога на работу… Это кузница жутких семейных конфликтов, горнило бездарных решений на службе, это страшное оружие, сокращающее путь нации к вырождению – нравственному и физическому.
Сегодня – другое дело… Сегодня Виноградова везли не «туда», а «оттуда». Стрелка спидометра весело балансировала между крейсерскими цифрами, и майору удавалось рассчитать скорость так, чтобы без лишних потерь проскакивать светофоры.
Чувствовалось, что маршрут для него знакомый, накатанный.
– Постоянно мотаетесь?
– Приходится.
– Бензин-то хоть казенный?
– Когда как…
– А чего же так далеко от дома-то? – постарался поддержать необременительную беседу Владимир Александрович. – Поближе не перевестись?
– Почему, можно… Предлагали.
Филимонов замолчал, и его пассажир посчитал было тему исчерпанной, но начальник уголовного розыска всего-навсего отвлекся на пытавшийся перестроиться для левого поворота «москвич»:
– Во дает! Заснул, что ли?
– Зазевался, наверное.
– Наверное! Да… Я в отделение после армии попал. Точнее, приехал на завод устраиваться, к своему корешку из батальона. А он уже оформлялся – помнишь, тогда такие были путевки от комсомола? И я решил, за компанию.
– За компанию?
– Да, считай – случайно. А что? Общагу дали тогда, прописку временную… По деньгам, конечно, меньше, чем на судостроительном, но все же форма, проезд бесплатный.
– Я помню.
– Во-от… На посты одиннадцать лет отходил, потом – в Стрельну, на заочное. Участковым недолго… И в уголовку!
«Очень романтично, – подумал Виноградов. – Прямо передовая статья в многотиражку, к Дню милиции».
Потом ему стало стыдно:
– И все время на одном месте?
– Да.
– Не надоело? С выслугой ведь все нормально?
– Давно уж пенсион… А что я умею? Кому нужен, а? Жизнь прошла – одно ворье да покойники! Ладно, не об этом речь.
На секунду в лицо Виноградову полыхнуло его несостоявшееся волею судьбы будущее: долгие сутки в прокуренных кабинетах, допросы, командировки… Нищенская зарплата, которой хватает, только чтобы на грани бедности протянуть месяц. Годы и годы в ожидании пенсии, которая еще смешнее, чем должностной оклад, неловкость детей, не желающих отвечать на вопрос, кем работает их папа… Дешевая водка. Случайные связи. Людское горе и бесконечная подлость, из которых, кажется, состоит мир.
Отсутствие смысла. Тоска! Профессиональная деформация.
Очень сложно не стать дураком и подонком.
Некоторым удавалось…
– Ну, кто-то же должен носить погоны, Александр Олегович!
– Я же сказал – не об этом речь…
Филимонов, как оказалось, вовсе не был настроен на рыдание в жилетку по поводу без толку загубленной жизни.
– Сейчас, кажется, налево?
– Да, на перекрестке. Недалеко, вон – видно! За школой.
– Знаю… Хочешь версию?
– По поводу?
– Туфта это все. Под-ста-ва!
– Что – туфта?
– Документы. Из-за которых его якобы убили, этого вашего Завидовского.
– Почему? – Вопросы был глупый, но вполне естественный, другой реакции Филимонов от Владимира Александровича и не ждал.
– Элементарно! Действительно, скорее всего в квартиру убийц впустил сосед. Те, кто пришел, Завидовского взяли без проблем, сразу же: дверь комнаты запирается только ключом, а он так и торчал снаружи.
– Возможно! От кого Лелику прятаться было? Он же Дагутина ждал… А ключ, конечно, мог и не вынуть. Запросто.