– Я не про исполнителей. Да и то дело темное…
Парк закончился. Беседа продолжалась.
– И потом… с чего вы взяли, что это липа? Может, подлинные документы?
Старик придержал собеседника за рукав, и тот было совсем приготовился разразиться тирадой о зловещей природе спецслужб, натасканных на различные негодяйства, но вовремя сообразил, что это будет не совсем к месту.
– Ради бога! Тем лучше…
– А может, и не совсем подлинные… – Спутник явно и чувственно издевался над москвичом. Не понять это мог только полный тупица. – Значит, выборы скоро?
– Скоро! – На секунду гостю стало страшно. Он внезапно увидел себя – знаменитого, с депутатским значком и достойными сбережениями, с дачей на побережье и любовницей в Теплом Стане, – увидел себя издыхающим на лесоповале, в компании зэков и хриплых собак.
– Это хорошо… Народ нас поддержит?
Не зная, что нужно ответить, москвич нерешительно кивнул.
– Это хорошо… – повторил старик. И неожиданно сообщил: – Дерьмо народец!
– Как это? – собеседник опешил.
Старик сделал вид, что не слышал вопроса. Он вспоминал, как неделю назад, направляясь через дорогу в универсам за пирожными для внучки, рванулся вместе с толпой суетливых сограждан на красный свет. И машин вроде не было, и запросто удалось бы перебежать, но с той стороны хлестанула всем в уши забытая трель милицейского свистка. Постовой укоризненно покачал головой, люди отхлынули, и в наступившей тишине неожиданно отчетливо прозвучало старушечье: «Измываются над народом, сволочи!»
Да, только в нашей, пожалуй, стране возможна такая пламенная ненависть между гражданами и государством.
– За что боролся, на то и…
– Простите?
– Ступай! – За долгие десятилетия старику все это чертовски надоело. Сколько их было, таких вот надутых пешек, безропотно служащих Организации? И сколько еще будет? – Завтра получишь дополнительную информацию. И указания, что делать!
– Вы будете?
– Человека пришлю. Ступай! Охрану простудишь.
– Но на всякий случай…
– На всякий случай? – Старик как-то по-домашнему хихикнул и подмигнул собеседнику: – Анекдот такой есть. Что, мол, католические монахи дают обед безбрачия. Но ничего себе на всякий случай не отрезают, понял?
Он чуть-чуть подождал, давая гостю возможность отсмеяться, потом повернулся, не подавая руки, и направился к автостоянке.
Прошел пару метров, остановился, шагнул обратно:
– Какая пошлость!
И уже не задерживаясь, скрылся за поворотом аллеи, засаженной диким шиповником.
* * *
Паренек в пропотевшей футболке провел два прямых – левой, правой – на уровне головы. Выдохнул, уклонился и коротко зацепил снизу.
Получилось громко, но не слишком чисто – огромный мешок на секунду замер, но потом все-таки закрутился вокруг оси на скрипучих, проржавленных блоках.
– Все! Закончил! Давай домой…
Подчиняясь команде Дагутина, паренек с наслаждением вытянул руки из перчаток, вытер тыльной, замотанной в старенькие бинты стороной ладони лоб, шею, под мышками.
– В четверг будем, Борис Вениаминович?
– Да, как обычно. Не забудь, шестого бьемся на «Динамо»! Остальным передай.
– Хорошо.
Тренер посторонился, выпуская его из зала. Прислушался: пауза, шлепанье мокрых ступней по линолеуму, звук полившейся в душе воды.
Остальные ребята уже разбежались.
Дагутин выключил свет, и пространство вокруг сразу же стало чужим, предметы утратили вечную свою однозначность и простоту. Зыбко расплавились в проникающих с улицы бликах скамейки, мешки, макивара, даже ринг, опоясанный белыми стрелами новых канатов.
Все изменилось, и только запах остался прежним – густой и привычный запах боксерского клуба.
Дагутин щелкнул замком, отсекая себя от зала. Крикнул через плечо:
– Эй, давай, поторапливайся!
Не дождавшись ответа, прошел в тренерскую.
– Отработал? – Светлый, почти белобрысый мужчина, похожий одновременно на Ван Дамма и майора Знаменского, сидел у столика, аккуратно прихлебывая из фаянсовой кружки заваренный с мятой чай. В этой тесной, уставленной всяческим спортивным хламом каморке он смотрелся довольно эффектно и в то же время вполне естественно: костюмчик от «Адидас», такие же кроссовки… Дагутин покосился на собственный китайско-турецкий «Найк», отметил зарождающееся брюшко. Вздохнул:
– Сейчас, последний паренек закончит.
Стараясь выглядеть независимо и проявляя от этого в каждом движении излишнюю суетливость, тренер нагнулся, пошарил рукой между шкафом и вешалкой. Достал распечатанную уже бутылку водки, плеснул в стакан.
– Тебе не предлагаю!
Гость молча кивнул и с внимательным равнодушием проследил, как сивушная гадость перетекает из емкости в желудок Бориса.
– Теплая, – констатировал он. Протянул бутерброд: – Закуси!
– Ага… Чего тебе?
– Вас дожидаться? – на пороге стоял уже полностью одетый ученик.
– Нет, иди. Я попозже.
– Как скажете! – Что-то в этом во всем пареньку не понравилось, но повода для дальнейшей беседы не было. – До свидания!
– Будь здоров!
Гость тоже кивнул, помолчал, дожидаясь, когда они с Дагутиным снова останутся одни.
Гулко захлопнулась дверь. Если не считать старушки уборщицы внизу, на первом этаже, во всем здании никого не было.
– Меня тоже придется грохнуть? – нарушил примявшую клуб тишину тренер.
– Дурак, – без особого выражения процедил гость.
– И паренька этого, чтоб не опознал… Да и остальных моих, кто мог тебя видеть!
Это очень походило на истерику.
– Или ты мне уже сыпанул сюда какого-нибудь цианида? В водочку-то?
– Может быть… Ты уж допей тогда, чтобы добро не пропадало.
– Думаешь, испугаюсь? – Дагутин резко, одним движением перелил остатки из бутылки, поднял стакан, подержал его перед лицом. Выпил. Помолчал, успокаиваясь.
«Жаль, – подумал гость. – Клинический случай – алкоголизм. А ведь когда-то…»
– Послушай, Макс… – Оказалось, что Борис все-таки справился с собой. – Извини!
– Ерунда.
– Скажи… Скажи, это что – обязательно было? Лелика убивать?
– Так получилось.
– Врешь! Виноградов правильно говорит – его с самого начала «списали». Для достоверности, так?
– Допустим.
«Еще только этого Виноградова не хватает, – чертыхнулся про себя гость. – Выискался, понимаешь, теоретик… Впрочем, теперь уже не опасно – пусть порассуждает! Ноль информации, как его ни умножай, все равно даст в итоге нолик…»