– Держись, – ответил ей Питер. – Все когда-то кончается, только надо упорно идти вперед.
Совершенная истина, о которой полезно помнить, если жизнь ваша вдруг омрачилась досадными ситуациями вроде дополнительных школьных заданий или сурового наказания, и вам кажется, что никто никогда вас больше не будет любить и вы сами тоже никого больше любить не сможете.
– Ура! – прокричал вдруг Питер. – Свет в конце туннеля! Правда, похоже на дырку в черной бумаге, если ее проколоть иголкой?
«Дырка» с каждым их шагом становилась все шире и шире. На стенах туннеля горели синие лампы, в свете которых Питер и Филлис уже могли видеть гравий у себя под ногами. Стало теплее, воздух посвежел. И вот уже их осветило яркое солнце, и они увидали по обе стороны от пути яркую зелень деревьев.
Филлис шумно вздохнула.
– Вот сколько ни проживу еще, никогда не пойду в туннель. Даже если там еще двести тысяч миллионов таких вот «гончих» в красных фуфайках со сломанными ногами останутся!
– Не будь глупой кукушкой, – как всегда в таких случаях, осадил ее Питер. – Нам нужно будет туда вернуться.
– По-моему, с моей стороны хорошо и храбро, что мы пошли туда, – сказала она.
– Нет, – возразил ей Питер. – Мы пошли туда не потому, что ты храбрая и хорошая, а потому что мы с Бобби не подлые. Интересно, где здесь ближайший дом? Я за деревьями ничего не вижу.
– Вон там какая-то крыша, – указала вперед Филлис.
– Это сигнальная будка, – разглядел в свою очередь крышу Питер. – А с сигнальщиками, когда они на дежурстве, разговаривать запрещено. Это противоречит правилам.
– А мне лично после туннеля совсем не страшно противоречить правилам! – первая кинулась вдоль путей по направлению к будке Филлис.
Питер помчался следом.
Солнце палило немилосердно, и добежали они до сигнальной будки такими разгоряченными и запыхавшимися, что у них едва хватило дыхания прокричать хором:
– Эй!
Задрав головы, они смотрели на окна, но в них никто не показывался. Сигнальная будка была безмолвной, словно пустая детская комната. Они поднялись по железной лестнице с разогретыми солнцем поручнями ко входу и заглянули в открытую дверь. Передние ножки стула сигнальщика задрались в воздух, потому что он не сидел на нем, а почти лежал, прислонившись к стене. Голова его свесилась набок, рот был открыт. Сигнальщик крепко и безмятежно спал.
– Просыпайтесь, буря вам в шляпу! – гаркнул таким жутким голосом Питер, что в помещении зазвенело.
Сделал он это намеренно, ибо сон во время дежурства грозил сигнальщику увольнением, не говоря уж о риске для поездов, безопасность которых зависит именно от его работы.
Сигнальщик даже не шевельнулся. Питер к нему подскочил и начал трясти. Тот медленно потянулся, зевнул и вдруг, с видом бешеного маньяка схватившись за голову (как позднее сказала об этом Филлис), разразился истошными воплями:
– О, милостивые святые небеса! Это же сколько сейчас-то времени?
– Двенадцать тридцать, – проинформировал его Питер, потому что именно это указывали стрелки часов с круглым белым циферблатом, висевших над приборной доской.
Сигнальщик, тоже на них взглянув, вихрем кинулся к приборной доске, на которой немедленно начал тыркать в разные стороны рычаги и переключатели. Приведенный в движение механизм заскрипел и затих, а мужчина плюхнулся снова на стул. Лицо его было бледно, лоб покрылся крупной испариной. «Словно роса на белой капусте», – как позже сказала Филлис. В довершение ко всему его еще и трясло. Дети видели, что творится с его огромными волосатыми руками, и это была, как позже отметил Питер, совершенно не мелкая, а вполне себе крупная дрожь. Он посидел так какое-то время, трясясь и шумно втягивая ртом воздух, а потом грянул:
– Слава Тебе, Всемилостивейший Боже, что они пришли, когда они пришли!
Плечи у него стали вздыматься и опускаться, лицо покраснело, и он зарыл его в огромные, густо поросшие черным волосом кисти рук.
– Ой, не плачьте, не плачьте, пожалуйста, – принялась оглаживать его по широкому плечу Филлис, в то время как Питер весьма добросовестно застучал кулаком по второму.
И им пришлось делать это довольно долго, даже поезд за это время прогрохотал мимо будки, пока совершенно сломленный тем, что произошло с ним, сигнальщик, перестав плакать, вытер лицо красным с лиловыми и белыми подковами носовым платком. И слова после этого произнес такие:
– Мне непростительно стыдно, что я тут расхлюпался, как какой-то ребенок. А вы-то чего здесь вообще забыли? – неожиданно разозлился он. – Не знаете разве, что это категорически запрещено!
– Знаем, – ответила Филлис. – Но я не боялась сделать неправильно, поэтому все получилось правильно. Вам же не жалко, что мы пришли?
– Благослови вас Бог, – мигом сменил гнев на милость сигнальщик и, чуть помолчав, добавил: – Это позор так заснуть на дежурстве. Коли об этом узнают, даже пускай и беды не случилось…
– Никто ничего не узнает, – не дал ему договорить Питер. – Мы не ябеды. Но все-таки вы не должны были спать на дежурстве. Это опасно.
– Расскажите мне лучше что-то, чего я не знаю, – буркнул сигнальщик. – Но я ничего поделать не мог. Вот так и думал, именно это стрясется, а подмены мне не нашли. Я ведь за последние-то пять дней и десяти минут не проспал. Сынишка мой маленький болен. Врач говорит, у него эта… пневмония, а ухаживать-то за ним некому, окромя меня да его сестры-малолетки. Такие дела, – вздохнул он. – Но девчушке-то нужно поспать. Вот я все ночи-то напролет и подле него. Опасно? Ну да, кто же спорит. Можете доносить на меня теперь.
– Да говорят же вам, что не станем, – возмутился Питер.
Филлис же, пропустив мимо ушей все, что сказал сигнальщик, кроме его самых первых слов, как ни в чем не бывало проговорила:
– Вы попросили нас рассказать что-то такое, чего вы не знаете? Так вот я сейчас вам и расскажу. Там, в туннеле, находится мальчик в красной фуфайке, и у него нога сломана.
– А зачем его понесло в этот проклятый туннель? – нахмурился сигнальщик.
– Вы, пожалуйста, не сердитесь, – ласковым голосом продолжала Филлис. – Мы не сделали ничего плохого. Только пришли и вас разбудили, и это было совершенно правильно.
Тут Питер, перехватив нить разговора, быстро растолковал сигнальщику, каким образом мальчик оказался в туннеле.
– Ну уж не знаю, чем вам смогу помочь, – внимательно его выслушав, произнес тот. – Мне это место оставить нельзя.
– Но вы, наверное, можете нам посоветовать, как найти кого-то такого, кому не надо сейчас сидеть в будке, – Филлис по-прежнему говорила с ним терпеливо и ласково.
– Вон там ферма Бригдена. Видите, дым средь деревьев идет, – указал рукой на окно сигнальщик, лицо которого снова стало каким-то брюзгливым и недружелюбным.